Владимир Обручев - Григорий Николаевич Потанин. Жизнь и деятельность
Кадеты, родители или родственники которых жили в Омске, на воскресный день отпускались домой; они уходи ли из корпуса в субботу вечером и возвращались в воскресенье вечером. Этим создавалось общение кадет с городским обществом; главным образом в связи с этими воскресными отпусками проникали в среду кадет новые идеи, новые книги, интерес к политике. Общение детей казаков со своими семьями в этом отношении имело мало значения; через ротных кадетов в корпус проникли сочинения Сю, Александра Дюма и Диккенса. Гриша зачитывался ими.
Однако социалистические идеи в корпус не проникали. Даже о восстании декабристов и о развернувшемся в стране движении за отмену крепостного права кадеты, судя по воспоминаниям Потанина, не имели представления.
Среди кадетов-казачат выделялся Чокан Валиханов. Это был киргиз, сын султана. На него смотрели, как на будущего путешественника в Туркестан или Китай. Он был очень талантлив и много рассказывал о киргизском быте. Его рассказы так увлекли Гришу, что он начал их записывать, и вскоре из рассказов составилась толстая тетрадь. Этим он положил начало своим этнографическим записям, которыми так много занимался во время путешествий. Чокан в это время еще плохо говорил по-русски, и сам не мог записывать, но он хорошо рисовал и иллюстрировал тетрадь Гриши изображениями киргизского оружия, охотничьих снарядов, утвари и пр.
К концу пребывания в корпусе Чокан начал серьезно готовиться к своей будущей миссии, о которой говорили ему учителя; он читал описания путешествий по Киргизской степи и Туркестану, изучал историю Востока. Ему доставляли для чтения интересные книги по Востоку, и он делился ими с Гришей. Оба мальчика прочитали описание путешествия Палласа в русском переводе, и Гриша увлекся им. Со страниц этой книги на него пахнуло ароматом полыни и степных цветов уральских степей; ему казалось, что он слышит крики летающих над рекой Яиком чаек, уток и гусей. Его мечта о путешествиях приняла новую форму. Книга Палласа приблизила мечты к той стране, в которой должна была проходить жизнь и служба Гриши.
Повести Гоголя, которые превосходно читал в отрывках кадетам-казачатам учитель Костылецкий, особенно «Тарас Бульба», будили в них демократические настроения. Казачата увидели нечто общее между собой и героями Гоголя, почувствовали себя сродни запорожским республиканцам, избиравшим кошевого атамана; они распределили между собой имена героев повести Гоголя. Среди них появились Тарас, Остап, Андрий. Позже некоторые из них заинтересовались историей Украины и южнорусского казачества, и в кадетской среде появились имена Наливайко, Сагайдачный, Дорошенко.
В последний год учения, когда кадеты слушали фортификацию, их заставляли летом, в лагере, строить люнет. Казаки работали отдельно от ротных, на особом участке, и, соревнуясь с ними, выполняли работу дружнее и раньше, чем ротные. Лихой казак, удалой казак стал идеалом.
Хотя корпус был закрытым учебным заведением, но, как упоминалось, сношения с внешним миром у кадет были. Поэтому на них все же сказалось влияние передовой части русской интеллигенции. А к тому же до них докатились отголоски революционных событий 1848 г. Постепенно у некоторых кадетов стал оформляться горячий протест против вопиющего факта пребывания в крепостной кабале русского крестьянства и против колониальной политики русского царизма в Сибири, обрекавшей на вымирание местные национальности, именовавшиеся «инородцами». Еще в корпусе Гриша задумывался над тем, что огромные табуны и стада деда Ильи не были нажиты им честным трудом или куплены на скудное офицерское жалованье, а были им приобретены посредством хищнической торговли с киргизами, что все хозяйство деда Ильи держалось на эксплоатации труда разоренных пастухов — киргизских бедняков. Почти у каждого казака во дворе стояла юрта семьи «джатаков» — киргизов, не имевших собственого скота. Эти бедняки за право додаивать выдоенных коров и другие подачки выполняли в хозяйстве казака разные работы — пасли скот, рубили дрова, носили воду из реки, ездили в лес за дровами, — словом, играли роль дворовых крепостных.
Глава III. КАЗАЧЬЯ СЛУЖБА И ВОЕННЫЕ ПОХОДЫ (1852—1859)
Потанин окончил кадетский корпус в 1852 г., 17 лет, и записался в 8-й казачий полк, стоявший в Семипалатинске. Он хорошо помнил по детским впечатлениям однообразие природы Горькой и Иртышской линий и выбирал место службы, стремясь попасть поближе к Алтаю, о красотах которого он слышал от кадет, уроженцев Бийской линии.
В Семипалатинске служебные обязанности Григория Николаевича были несложны. Изредка его призывали в манеж учиться верховой езде. Весной 1853 г. Григорий Николаевич получил назначение в отряд, который должен был итти в г. Копал в Семиречье, а потом дальше до Тянь-шаня. Поход до Копала (700 верст) имел характер прогулки. С каждым переходом к югу степь становилась все типичнее. Миновали живописные горы Аркат и горы Арганаты, с вершин которых вдали видно озеро Балхаш. На всем пути была только одна бедная казачья станица на реке Аягуз. Ночевали обычно у колодцев, вода которых часто была горькой или протухшей. На берегу реки Лепсы устроили стоянку в лесу из деревьев джигды[9], почти не дающих тени. Далее встречались реки, текущие из цепи Джунгарского Алатау, на северном склоне которого расположен Копал. К Копалу отряд поднялся по крутому ущелью.
Горы со снежными вершинами, бурные потоки с водопадами, скалистые склоны, ущелья, теплый климат — все это было ново и интересно для Григория Николаевича, жившего так долго в скучном Пресновске и в Омске, среди равнин. Потанину казалось, что он попал в обстановку, похожую на страны Кавказа, описанные Пушкиным и Лермонтовым.
В Копале отряд простоял целый месяц в ожидании приезда генерал-губернатора Гасфорда, который произвел смотр и поручил Перемышльскому, приставу при Большой орде киргизов[10], жившему в Копале, вести отряд дальше и занять Заилийский край.
До реки Или шли через западные предгория Джунгарского Алатау; большой киргизский аул встретили только на реке Каратал; эти киргизы, принадлежавшие к Большой орде, отнеслись к русским дружелюбно и дали им проводником Булека, который затем, по поручению Перемышльского, вел от имени отряда переговоры с населением. Через реку Или переправились на привезенных с собою лодках, пушки перевезли на построенном пароме, лошади перебрались вплавь. Берега реки были безлесны и пустынны; от Или до подножия Тянь-шаня тянулась равнина, гладкая, как скатерть; над ней крутой стеной поднималась первая цепь гор с вечноснеговыми вершинами.