Луи Буссенар - Необыкновенные приключения Синего человека
— Сюда, старина, — пригласил бакалейщик. Лицо его, до недавних пор улыбающееся, становилось все мрачнее и мрачнее. — Ты в моих владениях.
Затем, обратившись к служанке, добавил:
— Мариет, скажите мадам, что я вернулся, и предупредите, что с нами будет обедать мой друг. А пока дайте нам бутылку мадеры[29].
Они вошли в столовую, обыкновенную столовую, какую увидишь в доме любого торговца старого закала, уселись за стол орехового дерева, покрытый клеенкой.
Между тем от взгляда моряка не ускользнула та мгновенная перемена, что произошла в лице его друга, как только он переступил порог собственного жилища.
— Твоя мадера просто восхитительна, — сказал он, украдкой посматривая на бакалейщика, смаковавшего первый стаканчик, — превосходна, божественна!
— Она пришлась тебе по вкусу? — заботливо спросил хозяин. — Дай мне твой адрес, я пришлю целый ящик.
— Благодарю, от всего сердца благодарю. Но, прости, если вмешиваюсь не в свое дело, мне показалось, ты был так оживлен при встрече, а теперь вот совсем сник. Разве обладатель подобного эликсира может грустить?
— Может! Мне душно здесь. Я невыносимо скучаю в этой старой конуре. Ее облупившиеся стены давят на меня. Коммерция? Сыт ею по горло!
— И это в твоем-то возрасте, в тридцать лет!
— В тридцать два, дружище, в тридцать два.
— Пусть в тридцать два. Но что же дальше?
— У меня шестьдесят тысяч франков ренты[30], на пятьсот тысяч товара, великолепное имение… Есть ребенок — дочь, которую обожаю. Но все равно лучшие годы жизни пройдут в этом чулане. Если б ты знал, как я мечтаю носиться по весенним полям, ловить летом карпов в Луаре, охотиться осенью в песчаных равнинах Слони и…
— …и нагуливать жирок зимой под треск камина. Феликс, какой ты умница! Это же замечательно!
— О нет, я дурень, потому что ничего этого не делаю.
— Но кто тебе мешает?
— Это жалкое существование приносит столько страданий! — Бакалейщик выпил один за другим несколько стаканов мадеры, как бы подзадоривая себя. — Вынужден прозябать здесь, словно цветок без света… Приход… расход… баланс… бухгалтерские книги… квитанции… сахар-сырец… мыло… масло… кофе… уксус… свечи… цикорий[31]… Что я знаю, кроме этого?! Сегодня вот инвентаризация! Ты только вслушайся: ин-вен-та-ри-за-ция! Это значит, что все перевернуто вверх дном, приказчики сбились с ног, кассир совершенно одурел, а моя жена не в себе…
— Ты хочешь сказать, что на бульваре пережидал суматоху?
— Все это, впрочем, пустяки, стоит ли об этом?
— Но почему, почему, черт возьми, не покончить разом со всем и не отдаться наслаждениям деревенской жизни?
— Ты забываешь, а вернее не знаешь, что женщина по имени Аглая Ламберт, госпожа Обертен, решила иначе.
— А-а! Да ты сам себе не хозяин?
— У нас шестьдесят тысяч франков ренты, а жена хочет двести тысяч.
— Завидный аппетит!
— А чтобы добиться этого, мне придется зарасти коростой на мерзкой улице Ренар. Один дьявол знает, может, я и издохну тут.
На этих словах в комнату вошла служанка и объявила: мадам вот-вот появится.
Хозяйка, вероятно, послала ее узнать что-нибудь, прежде чем незнакомец будет ей представлен. Но во все время, пока старая дева накрывала на стол, друзья не проронили ни слова. Раздосадованная тем, что ничего не удалось услышать, Мариет с головы до ног оглядела гостя. Бравый молодой человек, лет тридцати, широкоплечий, большерукий, с загорелым лицом, рыжеватый, светлоглазый, то и дело прикладывался к бутылке, по-прежнему украдкой поглядывая на приятеля.
Феликс Обертен, минуту назад с таким жаром сетовавший на свою жизнь, барабанил пальцами по столу и в нетерпении смотрел на часы. Его друг, размышляя над услышанным, никак не мог объяснить себе, почему молодец с телом атлета, с густой пышной шевелюрой и непослушными, всклокоченными вихрами, с бычьей шеей ходит в собственном доме по струнке и беззащитен, словно пудель.
На самом деле этот сильный малый, торговец колониальными товарами с улицы Ренар, был достоин сожаления. Его прекрасные черные глаза светились добродушием сильного человека. Большой, слегка приплюснутый нос свидетельствовал о том, что его обладатель не прочь вкусно поесть. Весь он напоминал милого кутенка, а пухлые, чувственные губы самим небом созданы были для того, чтобы улыбаться.
__________Но капитан Поль не был физиономистом и потому не сумел распознать под маской добродушия полную неспособность к решительным действиям.
Внезапно на лестнице послышался торопливый цокот каблучков по каменным ступенькам. Крик-крак! — ключ повернулся в замке, и дверь отворилась.
Мужчины тотчас встали, и Феликс с выражением безотчетного испуга на лице слегка приглушенным голосом представил:
— Моя жена!
Моряк почтительно склонил голову перед маленькой женщиной, которая в то же время, казалось, заполнила собой всю комнату.
— Дорогая, — продолжал бакалейщик, немного придя в себя, — позволь представить друга детства, капитана Поля Анрийона, о котором я так много рассказывал.
Женщина едва поклонилась в ответ и прощебетала:
— Очень рада, месье… Ах, эта инвентаризация… позвольте два слова Феликсу… дела есть дела, не так ли?
Капитан собрался было что-то сказать, однако «крошка» властно прервала его на первом же слове. Он так и стоял с разинутым ртом, что не помешало ему заметить себе:
— Тьфу ты! У моего друга Феликса жена — настоящий командир эскадры, без нее он ни шагу!
— С инвентаризацией кончено, — решительно заявила мадам Обертен, давая понять, что больше говорить не о чем. — Шестьдесят две тысячи восемьсот франков сорок сантимов чистой прибыли… более тысячи франков — вознаграждение кассиру… более двух тысяч — приказчикам… сотня — Мариет…
— Прекрасно, мой друг, чудесно.
— Шестьдесят две тысячи франков, — невольно вскрикнул капитан, — но это же замечательно! Мадам, позвольте выразить вам мое искреннее восхищение.
— О! У нас могло бы быть и сто… двести тысяч, если бы муж захотел… Ах! Быть бы мне мужчиной!..
— Вот уж сказала так сказала! Была бы ты мужчиной, ну и что?
— Я всего лишь слабая женщина, не жалею ни времени, ни сил, и мне так досадно, что все впустую.
— Ну, пошло! Снова ты? Счастья у нас прибавится, что ли? Или лучше нам станет в этой конуре, где я умираю от скуки? Может быть, мы перестанем есть эти ненавистные котлеты под отвратительным соусом, что продает мясник на углу? Да, нам подавай миллионы, а единственная служанка носится как угорелая, к тому же заменяет горничную! Неудивительно, что для стряпни у нее попросту не хватает времени, поэтому питаемся на бегу, на скорую руку, точно служащие, которым платят двести франков в месяц.
