Чарльз Майер - Как я ловил диких зверей
Я подозвал жестом двух из туземцев, которые казались мне ловчее и умнее других. У них были проницательные глаза. Я сказал им чуть слышным шепотом, чтобы они проползли в чащу, не делая никакого шума, посмотрели, нет ли там слона, и если он там, чтобы так же бесшумно вернулись и указали нам точное место. Последнее мое наставление им было: «Будьте тихи, как ящерицы, и пусть ни одно слово не выйдет из ваших уст».
Они наклонили головы в ответ, и их смуглые тела исчезли между стволами бамбука. Как только они скрылись из виду, я дал знак окружить бамбуковую чащу.
Как я после узнал, произошло следующее. Когда оба туземца ползли вперед, вытянув свои копья, их глаза были ослеплены странным светом: благодаря прямым стволам бамбука в чаще все казалось перерезанным полосами, и они ничего не могли сразу разобрать. Они не видели спящего слона до той минуты, когда буквально наткнулись на него. Тогда один из них вне себя от страха крикнул товарищу одно слово: «Нага!» (Берегись). Это было последнее слово, которое ему суждено было произнести в жизни. Слон поймал его хоботом. Товарищ его бросил в слона копьем и кинулся к нам, крича: «Гаджа датанг!» (Слон здесь). Слон бросился на крик, выбежал из чащи нам навстречу, все еще держа в хоботе мертвого человека. Потом он бросил труп на землю, страшно завыл, наступил на него своей огромной ногой, оторвал у него хоботом одну руку, подбросил ее в воздух и кинулся на нас. Наш ряд расступился. Ручные слоны были так напуганы, что отказывались повиноваться своим вожакам. Мой слон весь дрожал с ног до головы. Вожаку не удавалось никак повернуть его так, чтобы я мог прицелиться бродячему слону прямо в отверстие у основания хобота. Оно у азиатского слона не защищено клыками так, как у его африканского родича, и поэтому выстрел в него является смертельным.
Туда-то я и хотел прицелиться, но это было невозможно. Тогда мы все начали стрелять и кидать в слона копьями по разным направлениям. Слон пробежал несколько шагов, зашатался и рухнул мертвым. В него попало около тридцати копий, множество пуль из ружей туземцев и несколько моих разрывных.
Когда страшная туша перестала содрогаться, туземцы столпились около слона, и каждый поочередно плевал на него. Невероятные ругательства, насмешки, проклятия посыпались на мертвого слона. Я был рад, когда они, наконец, сменились торжествующими криками и диким смехом. Люди довели себя до какого-то безумного экстаза. Их враг лежал мертвый. Один из товарищей, правда, тоже лежал мертвый… Но слон-дьявол погубил много людей, и это была последняя жертва.
Тунку-Сулейман спокойно смотрел на все происходящее. Его усы не изменили своей плачевно-отвислой формы.
— Туан, — сказал он мне, — так как слон этот причинил много бед моему народу и в нем несомненно был дьявол, то я хочу сохранить его клыки как талисман от злых духов. Но этот перстень, туан, прими в знак моей благодарности!
Он снял бриллиантовый перстень со своего пальца и протянул его мне. Камень весил карата четыре, но был, к сожалению, местного гранения.
Я заявил, что совершенно удовлетворен. Мне, по правде сказать, не хотелось брать клыки. Если существует какое-нибудь животное, к которому у меня в душе есть чувство, то это именно слон. Я считаю его самым безвредным, самым умным, самым добрым из животных. Этот же бродячий слон — к слову сказать, единственный в своем роде, какого мне привелось встретить — по-моему, был просто помешанный.
Когда мы возвратились в кампонг, там все тоже точно помешались от восторга. Всю ночь напролет народ шумел и пировал. Не переставали бить в тамтамы. Мне не удалось ни на минуту сомкнуть глаз. Я знал, что жители смотрят на меня как на какое-то божество, и чувствовал себя неважно. Я боялся, что позабуду, что значит быть обыкновенным смертным среди подобных себе людей…
Я всячески остерегался лихорадки честолюбия; но не уберегся от другой лихорадки, той, с которой нужно бороться при помощи сетки от москитов и хинина.
Но та малярия, которая прогнала меня из тропиков в Америку, давно прошла. И зов джунглей опять начинает смущать меня.
Я знаю, что вдалеке от джунглей мне не быть никогда счастливым.
Примечания
1
Тренгана — туземное княжество в восточной части Малаккского полуострова. Входит с 1948 г. в Малайскую Федерацию.
2
Дюриан, или дурьян — Durio zibetinus. Плоды этого дерева из-за своего чрезвычайно резкого запаха не допускаются на английские пароходы, объедки их запрещено выбрасывать на улицы. Оценка вкусовых качеств крайне противоречива.
3
Сакаи — условное наименование племен охотников-собирателей в северной части Малаккского полуострова. По антропологическому типу близки к веддам о. Цейлон. Охотятся с помощью копья и духового ружья — сумпитана.
4
Цивета — хищный зверек, виверра циветовая, или азиатская. Принадлежит к семейству виверровых, разводится как домашнее животное ради ценного выделения анальных желез — циветина. Циветин применяется как закрепитель запахов в парфюмерной промышленности.
5
Селаданг — местное, малайское название одного из видов диких буйволов Малайского архипелага. Встречается на Малаккском полуострове, Суматре и Борнео. Отличается смелостью и злобным нравом. Малайцы говорят, что у смелого человека сердце селаданга. Селаданг забодал слугу Ч. Майера — Али. К какому именно виду буйволов относится название «селаданг», из книги Майера установить невозможно.
6
Пифон (чаще употребляется название «питон») — очень крупная, до десяти метров длиной, неядовитая змея из семейства удавов. Вероятно, здесь речь идет о сетчатом питоне, самом крупном.
7
«Мышиные лани» — вероятно, автор имел здесь в виду очень маленьких безрогих копытных зверьков — оленьков из особого подотряда Traguloidea, возможно, «нану», или иначе канчиль, Tragulus javanicus, но есть и другие виды. Термин «лань» автор вообще все время применяет неправильно. Настоящих ланей, или даниэлей, в Юго-Восточной Азии нет.
8
Какой вид из семейства кошек автор имел в виду под названием «дымчатый тигровый кот», сказать невозможно. Бинтуронг — это хищник из семейства виверр, иначе именуемый пальмовой куницей.
9
Понтианак — город в западной части о. Борнео. Отсюда Майер поднимался вверх по реке.
