Жюль Верн - Дети капитана Гранта
— Что же нам нужно предпринять? — спросил Гленарван.
— Сейчас спрошу у Талькава, — ответил Паганель.
После долгого разговора с патагонцем он вернулся к Гленарвану.
— Вот мнение Талькава, — начал он, — и я вполне присоединяюсь к нему. Мы должны ехать на восток до форта Независимости — это нам по пути. Если мы не получим там сведений о капитане Гранте, то мы хотя бы узнаем, куда делись все индейцы аргентинских равнин.
— Далеко ли до форта Независимости? — спросил Гленарван.
— Нет, он расположен на сьерре Тандиль, милях в шестидесяти отсюда.
— Когда же доберёмся до него?
— Послезавтра.
Гленарван был расстроен создавшимся положением. Подумать только: не встретить ни одного индейца в пампасах! Этого никак нельзя было ожидать. Обычно их здесь слишком много. Очевидно, произошло какое-то из ряда вон выходящее событие, раз все они исчезли куда-то. Но главная беда заключалась не в этом, а в том, что исчезнувшие в неизвестном направлении индейцы, вероятно, увезли с собой и своих пленников. Где же теперь искать Гарри Гранта — на севере или на юге?
Этот вопрос мучил Гленарвана. Однако иного выхода, как последовать совету Талькава и ехать к форту Независимости, у путешественников не было. Там можно будет узнать разгадку этого странного явления!
Около четырёх часов пополудни на горизонте показался холм. В этой равнинной местности он мог сойти за гору.
Это была сьерра Тапальквем, и следующую ночь путешественники провели у её подножья.
Перевал через сьерру был совершён на другой день без каких бы то ни было происшествий. Эта гора не могла послужить препятствием для людей, которые перешатнули через Кордильеры, и они миновали её, не замедлив даже бега своих лошадей.
В полдень они проехали мимо форта Тапальквем, первого звена в цепи фортов, вытянувшихся вдоль южной границы равнины для защиты от разбойничьих нападений индейцев. По-прежнему путешественники, к всё возрастающему удивлению Талькава, не встретили и следа туземцев.
Наконец в полдень отряд заметил далеко впереди маленькую кучку индейцев, но они умчались с невероятной быстротой, как только увидели путешественников. Гленарван был взбешён.
— Гаучо! — сказал Талькав, называя индейцев тем именем, которое вызвало уже однажды ссору между Паганелем и майором.
— Ага, гаучо! — воскликнул майор. — Ну-с, Паганель, сегодня северный ветер не дует. Что вы скажете об этих мирных землепашцах?
— Я скажу, что они производят на меня впечатление настоящих бандитов, — ответил географ.
— А от впечатления до действительности…
— Только один шаг, дорогой майор.
Признание Паганеля вызвало общий взрыв хохота, но учёного это нисколько не смутило. Он даже сделал любопытное замечание насчёт этих индейцев.
— Я где-то читал, — сказал он, — что у арабов добрые глаза и свирепая складка рта. Но вот у американских дикарей наблюдается как раз обратное: у них какие-то особенно злые глаза.
По указанию Талькава отряд ехал теперь сомкнутыми рядами. Как ни пустынна была местность, надо было быть готовыми ко всяким неожиданностям. Но предосторожности оказались излишними, и к вечеру путешественники без помехи добрались до заброшенной просторной тольдерии, где кацик Катриель обычно назначал сбор своих подданных. По отсутствию свежих следов вокруг тольдерии патагонец заключил, что её давно уже никто не посещал. Следующее утро снова застало путников на равнине.
Скоро показались первые эстанции, расположенные у подножья сьерры Тандиль. Но Талькав посоветовал не задерживаться, а продолжать двигаться к форту Независимости, где только и можно было получить исчерпывающие сведения о причинах опустения этой местности.
Снова стали встречаться деревья. Большинство из них было посажено европейцами. Здесь привились абрикосовые и персиковые деревья, ивы, акации, тополя, росшие без всякого ухода очень быстро и хорошо. Деревья большей частью окружали коррали — обширные загородки для скота, где паслись и жирели тысячи быков, коров, баранов, лошадей. Все эти животные были помечены выжженным на коже тавром своего владельца. Огромные злые псы бдительно охраняли стада.
Трава, растущая на солонцеватой почве у подножья гор, — великолепный корм для скота, поэтому для эстанции обычно выбирают солончаковые участки. Штат эстанции большей частью невелик и состоит из заведующего, его помощника и четырёх пеанов на каждую тысячу голов скота.
Близ одной из эстанции путешественники имели случай любоваться миражем, довольно частым явлением в этой равнине: на расстоянии эстанция казалась большим островом, а окружающие её тополя и ивы как будто отражались в прозрачной воде, отступавшей назад по мере приближения путников. Иллюзия была совершенной. Трудно было поверить, что это был лишь обман зрения.
В продолжение этого дня, 6 ноября, путешественники проехали мимо нескольких эстанции, а также одного или двух саладеро. Саладеро — это бойня, где откормившийся на тучных лугах скот поступает под нож мясника. Здесь же производится соление туш. Эта неприятная работа начинается обычно в конце весны. Работники боен — саладеросы — отправляются в коррали за животными; они ловят их при помощи лассо, в метании которого достигают большого искусства, отводят в саладеро и там убивают, снимают шкуру, очищают туши от внутренностей и солят их. Но часто бывает, что бык не хочет добровольно следовать за мясником. Тогда последний превращается в тореадора и, нужно сказать, справляется с этим опасным делом с незаурядной смелостью и… жестокостью.
Вид у этих боен ужасный. Трудно себе представить что-либо более отталкивающее, нежели окрестности саладеро. Из этих застенков вместе с запахом гнили доносятся отчаянный рёв убиваемых животных, свирепые крики мясников, яростный лай собак. Огромные коршуны, со всех сторон слетающиеся в такие дни к саладеро, кружатся над двором и часто чуть ли не прямо из рук мясника вырывают ещё горячие, наполненные пульсирующей кровью внутренности животного.
Но сейчас саладеро были немыми и необитаемыми: время убоя скота ещё не настало.
Талькав всячески торопил путешественников. Он хотел непременно до вечера достигнуть форта Независимости. Подгоняемые шпорами своих всадников и примером Тауки, лошади не бежали, а летели сквозь высокие хлеба. По пути отряд встречал несколько ферм, окружённых зубчатыми изгородями и глубокими рвами для защиты от нападения кочевников. В главном доме каждой фермы обязательно устроена на крыше терраса, с высоты которой обитатели фермы отстреливаются от разбойников.
