Жюль Верн - Дети капитана Гранта
Гленарван обнял Роберта, решив защищать его до последней возможности. Он подумал, не попытать ли счастья в бегстве, как вдруг взгляд его упал на Талькава.
Патагонец, только что метавшийся по рамаде, как дикий зверь, вдруг направился к своей лошади, дрожавшей от нетерпения, и стал тщательно седлать её. Казалось, его не занимали больше рычание и вой волков, поднявшиеся с новой силой.
Гленарван с ужасом наблюдал за ним.
— Талькав покидает нас! — вскричал он, увидев, что патагонец собирается сесть в седло.
— Он? Никогда! — ответил Роберт.
И действительно, Талькав вовсе не хотел покинуть своих спутников, но спасти их.
Таука была готова. Она кусала удила от нетерпения. Она прыгала на месте, и глаза её, полные огня, метали молнии. Породистый конь понял намерение своего хозяина.
В ту минуту, когда Талькав, положив руки на круп лошади, готовился прыгнуть в седло, Гленарван задержал его.
— Ты покидаешь нас? — спросил он, жестом показывая на открытую равнину.
— Да, я уезжаю, — ответил индеец.
И он добавил по-испански:
— Таука — отличная лошадь. Быстрая. Волки побегут за ней.
— О, Талькав! — воскликнул Гленарван.
— Быстро, быстро! — повторил индеец, в то время как Гленарван дрожащим от волнения голосом говорил Роберту:
— Слышишь, мой мальчик, слышишь? Он хочет пожертвовать собой ради нас. Он хочет ринуться в пампасы, чтобы увлечь за собой стаю!
— Ах, Талькав! — воскликнул Роберт. — Друг Талькав, — он умоляюще сложил руки, — не покидай нас!
— Мы не расстанемся с ним, — сказал Гленарван.
Повернувшись к индейцу, он добавил:
— Едем вместе.
И он указал пальцем на двух испуганных лошадей, прижавшихся к столбам изгороди.
— Нет, — ответил индеец, понявший его слова. — Нет! Плохие лошади. Пугливые. Таука — отличная лошадь.
— Он прав, — оказал Гленарван. — Талькав не покинет тебя, Роберт. Поехать должен я! Талькав останется охранять тебя. — Схватив уздечку Тауки, Гленарван добавил, обращаясь к индейцу: — Поеду я!
— Нет, — спокойно ответил индеец.
— Говорю тебе, что я поеду! — закричал Гленарван, вырывая уздечку из рук Талькава. — Ты должен спасти ребёнка. Я доверяю его тебе, Талькав.
В своём возбуждении Гленарван смешивал английские слова с испанскими. Но какое это могло иметь значение! В такие страшные минуты жесты говорят больше, чем слова, и люди понимают друг друга с полуслова.
Однако Талькав не соглашался. Спор затягивался, а между тем с секунды на секунду опасность возрастала. Гнилое дерево изгороди трещало под клыками и когтями волков. Ни Гленарван, ни Талькав не склонны были уступить друг другу. Индеец увлёк Гленарвана к входу в рамаду. На равнине не было ни одного волка. На своём образном языке он старался втолковать ему, что нельзя терять ни одной секунды: что если задуманное не удастся, остающиеся окажутся в большей опасности, чем уехавший; что он один знает, как лучше всего использовать для общего блага чудесную лёгкость и быстроту бега Тауки.
Гленарван заупрямился и не внимал никаким доводам. Он хотел пожертвовать собой во что бы то ни стало. Вдруг что-то сильно толкнуло его: Таука очутилась рядом с ним, она вздыбилась, потом одним махом перескочила через огненную-преграду и трупы волков и умчалась в темноту. Детский голосок прокричал уже издали:
— Прощайте!
Гленарван и Талькав едва успели рассмотреть маленькую фигурку, вцепившуюся в гриву Тауки.
— Роберт! Несчастный! — вскричал Гленарван.
Но этих слов не расслышал даже индеец в поднявшемся вдруг диком вое.
Красные волки бросились на запад по следам лошади и исчезли с невероятной быстротой.
Талькав и Гленарван выбежали за ограду рамады. Равнина уже снова погрузилась в молчание.
Потрясённый Гленарван бессильно опустился на землю, ломая себе от отчаяния руки. Он посмотрел на Талькава. Тот улыбался со своим обычным спокойствием.
— Таука — хорошая лошадь. Мальчик — храбрец. Он спасётся, — оказал он.
— А если Роберт упадёт? — сказал Гленарван.
— Он не упадёт.
Несмотря на уверенность Талькава, бедный Гленарван провёл ужасную ночь. Он и не думал о том, от какой опасности избавился он сам с исчезновением волков. Несколько раз он порывался пуститься на поиски Роберта, но индеец удерживал его. Он убеждал его, что их лошади не смогут догнать Тауки, что она опередила намного даже волков, что в темноте вообще никакие поиски невозможны и нужно дождаться рассвета, чтобы поехать по следам Роберта.
В четыре часа пополуночи стала заниматься заря. Туманная полоса на горизонте озарилась бледным светом. Прозрачная роса упала на равнину, и высокая трава зашелестела от дыхания предрассветного ветерка.
Настал момент отправления.
— Едем! — сказал индеец.
Гленарван вместо ответа вскочил в седло лошади Роберта, уступив Талькаву своего коня. И оба всадника помчались во всю прыть прямо на запад.
В течение часа они скакали, не замедляя хода; они искали Роберта глазами и боялись наткнуться на его окровавленный труп.
Гленарван истерзал свою лошадь шпорами. Наконец вдали послышались ружейные выстрелы; стреляли через определённые промежутки времени, очевидно подавая сигнал.
— Это наши друзья! — вскричал Гленарван.
Талькав и он ещё раз пришпорили лошадей и в несколько минут доскакали до отряда, предводительствуемого Паганелем. Крик радости вырвался из груди Гленарвана: Роберт ехал рядом с учёным, живой, здоровый, весёлый. Он сидел на Тауке, заржавшей от радости при виде своего хозяина.
— Мой мальчик, мой мальчик! — проговорил Гленарван с непередаваемой нежностью.
Он и Роберт соскочили на землю и бросились друг другу в объятия. Затем пришла очередь индейца прижать к груди мужественного сына капитана Гранта.
— Он жив, он жив! — повторял Гленарван, всё ещё не опомнившийся от счастья.
— Да, — ответил Роберт. — Благодаря Тауке.
Патагонец не ожидал этих слов Роберта, чтобы поблагодарить своего коня. Он обнимал Тауку за шею, говорил с ней, ласкал её, точно в жилах гордого животного текла человеческая кровь. Обернувшись вдруг к Паганелю, патагонец, указывая на Роберта, сказал:
— Храбрец! И добавил:
— Шпоры его не дрожали.
У индейцев это выражение служит для определения храбрости.
Между тем Гленарван, обняв Роберта за плечи, спрашивал его:
— Мой мальчик, мой милый мальчик, почему ты не дал Талькаву или мне попытать этот последний шанс спасти тебя?
— Сэр, — ответил мальчик с дрожью в голосе, — на этот раз была моя очередь жертвовать собой. Талькав уже спас однажды мне жизнь, а вы спасёте жизнь моему отцу!
