Рувим Фраерман - Жизнь и необыкновенные приключения капитан-лейтенанта Головнина, путешественника и мореходца
И Тишка был снова весел. Датские пушки уже не палили больше. А море его не пугало, когда на вахте стоял сам Василий Михайлович.
Ночью высокой волной выбило стекла в большой галерее, куда выходила капитанская каюта, и ее залило водой. Закатав штаны по колена и вооружившись шваброй, Тишка собирал воду в каюте. Покончив с этой работой и насухо вытерев пол, он начал выбирать из сундука Головнина подмоченные водою вещи. На дне сундука он нашел простую липовую дудочку, очень похожую на ту, что когда-то подарил своему барчуку Васе.
«Ишь ты, — подумал Тишка, — барин, а дудку мужицкую бережет. Видно, тоже от нечего делать балуется».
Дудочка была в порядке, и Тишка, прислушавшись к шуму катившихся за кораблем высоких волн, приложил ее к губам и извлек из нее знакомый высокий звук. И тут же вспомнил и Гульёнки, и свою мать, всегда грустную Степаниду, и сестренку Лушку, в ее одевке из мешковины, и белых гусей, и зеленую мураву, на которой они паслись.
Так его и застал с дудочкой в руках Василий Михайлович, заглянувший на минуту в каюту, — Тишка не успел ее спрятать. Головнин засмеялся.
— Нашел-таки свою свирель? Ведь это твоя, что ты мне тогда подарил. Помнишь?
— Помню, — отвечал Тишка.
И затем молча полез за пазуху и достал висевший на гайтане кожаный мешочек и извлек оттуда большой серебряный рубль с изображением царицы.
— А это помнишь, Василий Михайлович? — спросил Тишка.
— Помню, — отвечал удивленный Головнин. — Так ведь тогда его у тебя отобрали?
— Отобрали, а потом тетушка сжалились, велели отдать, раз, мол, барчук подарил. Так я его и ношу с той поры на гайтане, не трачу. Тебя помню.
Василий Михайлович был растроган.
— Ну, и дудку возьми себе, — сказал он. — Я так на ней и не выучился играть.
Тишка поспешно, с радостью сунул за пазуху свирель.
А «Диана» меж тем, борясь с ветрами, продолжала свой путь к берегам Англии.
Глава четвертая
ПРОЩАНИЕ С ЕВРОПОЙ
Вот он, Портсмутский рейд.
Снова знакомое небо Англии, столь же хмурое и столь же незримое для глаз, завешенное облаками и туманами, как и близкое сердцу небо Кронштадта в эту пору.
Василий Михайлович стоял на вахтенной скамье и осторожно вел «Диану», лавируя среди кораблей, тесно стоявших в порту.
Как только «Диана» бросила якорь, он послал на берег за английскими газетами. Рудаков привез несколько последних номеров «Таймса».
С волнением и тревогой Василий Михайлович стал пробегать глазами бесчисленные столбцы газет. Вот!.. Статья сэра Вильяма Джонсона о возможности близкого разрыва между Англией и Россией.
Что теперь надлежит делать? — спросил Рикорд, которого Головнин ознакомил с содержанием этой статьи.
Без промедления ехать в Лондон к «нашему министру и просить его выхлопотать для нас у английского правительства право на свободное плавание, ибо наша экспедиция не военная.
В тот же вечер Головнин выехал в срочной стадт-карете в Лондон. В его нетерпении поскорее уладить вопрос о паспорте ему казалось, что тяжелые английские лошади слишком медленно везут это неуклюжее сооружение на огромных, окованных железом колесах.
Пока ехали по городу, от стука экипажных колес по каменной мостовой все мешалось в голове, отвыкшей в море от всякого шума, кроме шума тяжелых волн. Когда же кончился город я карета покатилась по хорошему шоссе, изредка скрежеща железом колес по щебенке, ехать стало спокойно и так приятно, что Головнин, истомленный бессонными ночами, крепко уснул сидя и проспал до самого Лондона, куда въехали утром. Над Лондоном не выло обычного в эту пору тумана, я небо над Гайд-парком удивляло глав привычного путника своей застенчивой голубизной.
Тревога Василия Михайловича оказалась напрасной.
В морском министерстве ему очень скоро сообщили, что первый лорд Адмиралтейства согласен выдать «Диане» паспорт на свободное плавание.
Стояла середина сентября, и надо было спешить с покупкой хронометров, карт и книг, нужных для плавания, с приобретением теплой одежды для команды и многого другого, чтобы к январю быть уже у мыса Горн, где позднее начинались жестокие бури.
Когда Головнин возвратился из Лондона в Портсмут уже с паспортом на свободное плавание для «Дианы» и с нужными инструментами и прочими покупками, то, к удовольствию своему, убедился, что стараниями Рикорда шлюп был совершенно готов к отплытию.
Оставалось лишь погрузить ром и водку для команды.
Но тут пришло от русского консула письмо, в котором сообщалось, что торговый департамент по ошибке разрешил отпустить для «Дианы» вместо восьмисот галлонов водки... восемь.
— Это бог знает что такое! — воскликнул Головнин. — Ведь надо снова зачинать переписку, а мы могли бы уже уйти.
Прошло еще несколько дней, как вдруг явился экономический помощник Начатиковский и почтительно доложил Головнину:
— Василий Михайлович! На шлюп привезли запрещение грузить спиртные напитки, пока «Диана» не заплатит всех портовых пошлин, как купеческое судно.
— Еще чего измыслили! — в возмущении крикнул Головнин. — Теперь вижу: им хочется получить взятку. А консул не додумался дать. Сие хуже всяких штормов. Пиши, Петр, что «Диана» — военное судно Российского императорского флота, а не купец.
Прошло еще две недели.
— Ром привезли! — доложил Начатиковский. — Начинаем грузить.
— Грузите, грузите, только скорее! — взмолился Василий Михайлович. — Мы теряем дорогие дни.
Да бочки зело велики, ведь в каждой по тридцать пять ведер, в люк едва пролазят.
Однако, когда семь бочек в присутствии таможенных надсмотрщиков были с превеликим трудом опущены в трюм, явился консул еще с двумя таможенными чиновниками, которые заявили, что забыли перемерить ром, и просили поднять обратно бочки на палубу.
Тут Василий Михайлович, находившийся у себя в каюте, стукнул кулаком по столу и крикнул Рикорду:
— Петр, иди и скажи им, чтобы забирали свой ром и убирались к чорту! Я боюсь, что выброшу этих взяточников за борт вместе с их ромом.
И хотя Рикорд был также огорчен этой задержкой, но он рассуждал хладнокровнее и посоветовал чиновникам перемерить одну бочку и сию цифирь помножить на восемь, ибо все бочки одинаковы.
Когда Рикорд прибавил к сему совету по доброй сигаре на англичанина, те сказали с довольным видом:
—Олл-райт, сэр!
После двухмесячной стоянки «Диана» вновь подняла паруса к вышла в океан, держа путь к Бразилии.
Как ни воевал Василий Михайлович в Портсмуте с английскими таможенными чиновниками, как ни призывал на их головы нового Свифта, но когда «Диана» проходила мыс Лизард, южную оконечность Англии, являющуюся последним клочком европейской земли, он долго не покидал вахтенной скамьи.
