Жюль Верн - Михаил Строгов
Он оказался пешим, без пропитания, в стране, разоренной нашествием, вытоптанной дозорными эмира, а до конечной цели было еще далеко.
«Клянусь небом, я доберусь! — воскликнул он, отвечая этим на все мрачные доводы, представшие вдруг его рассудку. — Да защитит Бог святую Русь!»
Для узбекских конников Михаил Строгов был теперь недосягаем. Они не осмелились последовать за ним через реку, а возможно, решили, что он утонул, ведь после его погружения под воду не могли уже видеть, как он достиг правого берега.
Однако Михаил Строгов, продравшись через густые прибрежные камыши, добрался до более высокой части побережья, хотя и не без труда — из-за густой грязи, принесенной в свое время разливом.
Оказавшись на твердой земле, Михаил Строгов определил для себя, что теперь делать. Прежде всего он хотел обойти стороной Томск, занятый татарскими войсками. И все же хорошо бы дойти до какого-нибудь поселка и, по возможности, до почтовой станции — заполучить лошадь. Раздобыв лошадь, он мог бы свернуть с битых дорог и вернуться на Иркутскую лишь в окрестностях Красноярска. Отсюда, если поспешить, можно найти пока еще свободный путь и спуститься на юго-восток по землям, примыкающим к озеру Байкал.
В первую очередь Михаил Строгов попытался определить, где он.
В двух верстах впереди по течению Оби, на небольшой возвышенности несколькими ступенями живописно устремлялся вверх небольшой городок. На фоне серого неба вырисовывалось несколько церквей с византийскими куполами, окрашенными в золотой и зеленый цвета.
Это был Колывань, куда чиновники и служащие Каинска и других городов переселяются на лето, спасаясь от нездорового климата Барабинской степи. Как успел узнать царский гонец, Колывань еще не попал в руки захватчиков. Разделившиеся на две группы татарские войска левой колонной двигались на Омск, правой на Томск, не интересуясь местностью, лежавшей посредине.
Простой и логичный план, сложившийся у Михаила Строгова, состоял в том, чтобы достичь Колывани прежде, чем доскачут туда узбекские конники, поднимавшиеся левым берегом Оби. Там, пусть за десятикратную цену, он приобретет себе одежду, лошадь и через южную степь вернется на Иркутскую дорогу.
Было три часа утра. Дышавшие покоем окрестности Колывани казались совершенно безлюдными. Сельское население, спасаясь от захватчиков, которым оно не могло противостоять, скорее всего, перебралось на север, в Енисейскую губернию.
Михаил Строгов быстро шагал к Колывани. когда до него донеслись звуки далеких выстрелов.
Остановившись, он четко различил сотрясавшие воздух глухие раскаты, а выше — суховатые потрескивания, в происхождении которых не мог обмануться.
«Да это же пушка! А это ружейная стрельба! — сообразил он. — Тот двухтысячный русский корпус сошелся, стало быть, с татарской армией! Эх! Да поможет мне небо войти в Колывань раньше них!»
Михаил Строгов не ошибался. Грохот постепенно усилился, позади, левее Колывани, над горизонтом сгустились густые клубы, — не обычные облака дыма, а те беловатые, четко очерченные спиральные завитки, которые образуются при разрывах артиллерийских снарядов.
Узбекские конники на левом берегу Оби остались ждать исхода сражения.
С этой стороны Михаилу Строгову бояться было уже нечего. И он ускорил шаг.
Тем временем грохот нарастал и заметно приближался. Это были уже не глухие раскаты, но четко различимые пушечные залпы. Подхваченный ветром дым подымался в воздух, и теперь стало очевидно, что сражение быстро смещается к югу. Нападение на Колывань явно ожидалось с северного предместья. Но что же русские — защищали они город от татар или пытались отбить его у солдат Феофар-хана? Установить истину было невозможно. И это приводило Строгова в замешательство.
Он находился уже в полуверсте от города, когда меж домами сверкнула длинная струя огня, и колокольня одной из церквей рухнула, потонув в клубах пыли и пламени.
Значит, бой шел в самой Колывани? Эта мысль сразу пришла Строгову в голову. Но в таком случае русские и татары сражались уже на улицах города. Подходящее ли время искать там убежища? Не могут ли его схватить, и удастся ли ему бежать из Колывани, как он бежал из Омска?
Все эти мысли молниеносно пронеслись в его мозгу. Он заколебался и на миг остановился. Не лучше ли, пусть даже пешком, пройти на юг или на восток до какого-нибудь поселка, до Дьячинска или какого другого, и там за любую цену раздобыть себе лошадь?
Это было единственное решение, и тут же, оставив берега Оби, Михаил Строгов решительно повернул от Колывани направо.
Пальба достигла необычайной силы. Вскоре пламя перекинулось в левую часть города. Огонь пожирал целый квартал Колывани.
Михаил Строгов бежал через степь, пытаясь найти укрытие под разбросанными там и сям деревьями, как вдруг справа показался отряд татарской кавалерии.
Бежать и дальше в том же направлении Михаил Строгов уже явно не мог. Всадники быстро приближались к городу, и ему было бы трудно от них скрыться.
Возле густой купы деревьев он заметил вдруг одиноко стоявший дом, до которого можно было добежать незамеченным.
Добежать, спрятаться, попросить или в крайнем случае найти там чем подкрепить силы, — ведь он изнемогал от голода и усталости, — ничего другого Михаилу Строгову не оставалось.
И он бросился к дому, который находился от него самое большее в полуверсте. Подбегая, он понял, что это — телеграфная станция. Два провода шли от него на запад и восток, а третий тянулся в сторону Колывани.
В сложившейся обстановке станцию могли оставить, такое предположение напрашивалось само собой, — но в любом случае Михаил Строгов мог здесь укрыться и, если потребуется, дождаться ночи, а затем снова двинуться через степь, по которой рыскали татарские разведчики.
Он добежал до двери дома и с силой толкнул ее.
В зале, где отправляют телеграммы, находился лишь один человек.
Это был служащий, человек спокойный, флегматичный и, видимо, безразличный к тому, что творилось снаружи. Верный своим обязанностям, он сидел за своим окошечком и ждал посетителей, нуждающихся в его услугах.
Михаил Строгов подбежал к нему и разбитым от усталости голосом спросил:
— Какие у вас новости?
— Никаких, — с улыбкой ответил служащий.
— Это там русские сражаются с татарами?
— Говорят.
— А кто побеждает?
— Не знаю.
Такое благодушие, даже безразличие в столь жуткой обстановке казались просто невероятными.
— И провод не обрезан?
