Владимир Обручев - Золотоискатели в пустыне
— Хан, видно, боялся своих рабов, — сказал Хун, — и построил свой дворец совсем отдельно.
Голая площадь у подножия вся была усеяна осколками камня разных цветов — зеленого, красного, белого, желтого, — гладкими на ощупь и блестевшими под лучами солнца. Мальчикам они понравились, и они стали набирать целые горсти этих осколков.
— Это, верно, кусочки ханской посуды, которую перебили рабы, когда грабили крепость, — сказал Пао.
На пути по городу охотники не встретили ни одного живого существа, если не считать нескольких ящериц и жуков на солончаке. Все было мертво и пусто; могильная тишина царила среди этих бесчисленных сооружений.
На обратном пути с одного из холмов Мафу показал детям видневшиеся впереди вершины деревьев оазиса. На спуске они наткнулись на свои же следы и пошли по ним. На повороте Мафу заметил впереди трех антилоп, медленно переходивших через широкую улицу, направляясь на север. Он остановил своих спутников, повел их обходом наперерез животным в соседнюю улицу, где все трое притаились за песчаным бугром, увенчанным жидкими кустами. Рудокоп приготовил ружье, нацелившись через кусты. Немного погодя из промежутка между зданиями вышли уже пять антилоп и стали пересекать улицу, уверенные в своей безопасности, так как летом, когда калмыки были в горах, никто, кроме волков, не тревожил животных. Они были в полусотне шагов от охотников и остановились полизать соль на солончаковой площадке. Неожиданно грянул выстрел. Одна из антилоп пошатнулась, отскочила в сторону и упала; остальные стремглав, большими прыжками, понеслись дальше и скрылись среди развалин.
Мафу и дети побежали к добыче. Животное еще дышало; на рыхлой почве виднелось пятно крови.
Удалив, хотя и с сожалением, желудок, кишки и брюшину антилопы, которые ведь тоже представляли пищу, Мафу взвалил тушу на плечо. Хотя ноша была тяжела и рудокоп обливался потом, но перспектива нескольких вкусных обедов и ужинов заставляла его бодро шагать вперед. К роще пришли уже в сумерки и обрадовали Лю Пи и надзирателя неожиданной прибавкой к ужину.
Прошло несколько спокойных и теплых осенних дней. Однажды под вечер Лю Пи, поивший ишаков у колодца, от которого видно было устье долины Дяма, заметил, что там появились какие-то люди.
«Уж не дунгане ли?» — с тревогой подумал он.
Скоро можно было различить верблюдов с вьюками, крупный и мелкий скот. На конях с обеих сторон гарцо-вали всадники с копьями.
— Это калмыки идут на зимовку, — сказал Мафу, влезший на дерево, чтобы лучше видеть.
Выйдя в котловину, караваны стали распадаться: одни уходили налево, другие направо, распределяясь по своим угодьям. К роще, где жили пришельцы, направились только два верблюда. На одном из них была навьючена юрта, на другом сидели две женщины с маленькими детьми. Старуха, ехавшая верхом на корове, гнала несколько голов рогатого скота и десятка три овец и коз. Мужчины и подростки скакали по сторонам, оберегая табунок лошадей. Заметив у рощи людей, наездники остановили свой караван, поскакали вперед и, не доезжая рощи, приготовили копья и окликнули:
— Что за люди? Кто занял нашу зимовку?
Переговоры продолжались минут пять, в течение которых калмыки все выспросили, рассмотрели и, признав пришельцев неопасными, решились подъехать; они соскочили с коней и подошли.
— Амур сайн бейна![28] — сказал старший.
— Амур сайн, амур сайн! — ответил Мафу.
Калмыки тотчас же присоединились к костру беглецов, достали трубки и завели разговор о грозных событиях последнего времени.
— Мы опасаемся, что дунгане заглянут и сюда, — сказал один, имевший на своей черной круглой шляпе с загнутыми вверх полями и красной кистью медную шишку, указывавшую его звание маленького чиновника. — С Джаира все кочевники ушли на Куйтун, подальше от войны. Наши летовки — на горах Уркашара, и мы решили вернуться сначала сюда и выждать.
— И разузнать, где дунгане и куда еще собираются итти, — прибавил второй.
— Завтра пошлем разведку в Чумпацзы и на Хобук, — сказал третий. — После разграбления рудников, как сказывают люди, дунгане разделились. Одна часть ушла на Хобук, другая на Манас грабить китайцев, а третья осталась в Чумпацзы.
— Совсем разорили весь край, — продолжал первый. — Пожалуй, ни одной китайской заимки не осталось, весь народ разбежался, два города сожгли.
— Худо будет теперь, хлеба не стало, а сеять некому; придется и нам эту зиму жить без хлеба, как жили наши деды, пока китайцы не пришли сюда.
— А кому мы будем продавать шерсть, шкуры, баранов, лошадей?
— Вот дунгане лишнее отберут, и тогда продавать нечего будет, — успокоил калмыков Мафу.
— Пусть попробуют! Мы им накладем! — грозился, младший калмык.
Пока мужчины разговаривали, женщины развьючили верблюдов и начали ставить юрту на окраине рощи: монгол не любил жить в тени, ему нужно солнце и простор. Раздвинули и поставили кругом решетчатые бока, водрузили верхний конус и привязали его жерди к решетке; покрыли войлоком бока и крышу. Меньше чем в полчаса юрта была готова. Женщины развели в ней огонь и стали варить чай; тогда и беседовавшие мужчины отправились к себе.
Эта ночь была не так спокойна, как прошлые. Отовсюду доносились лай собак, мычание и блеяние скота, рев верблюдов, людские голоса, песни. Котловина ожила.
Прошло еще два дня, в течение которых беглецы постоянно принимали гостей-калмыков, приезжавших с разных сторон поговорить, сообщить и узнать новости. Надзиратель сторговал у них жирного барана, чтобы отплатить рудокопам, которые до сих пор снабжали его мясом из охотничьей добычи.
К вечеру вернулись разведчики, посланные в Чумпацзы, и принесли весть о том, что дунгане собираются итти в Орху; у них кончился запас скота, взятого на заимках, и они рассчитывают поживиться у калмыков. Разведчики подкрались к самому лагерю дунган и подслушали их разговоры. Отряд состоит из сотни с лишним всадников.
Эта весть немедленно разнеслась по котловине. Взад и вперед скакали калмыки, собирались кучками и совещались. Молодежь была настроена воинственно и хотела отбить непрошенных гостей оружием, но старшие решили откочевать на юг в пески за озером Лирик в надежде, что туда дунгане не решатся итти и, не найдя в Орху никакой поживы, уйдут на Манас. Тогда можно будет вернуться на зимовки.
Беглецы вечером тоже обсуждали, как им быть, — итти ли с, калмыками или укрыться в Мертвом городе.
— Здравствуйте, приятели, кушали — не кушали? — раздалось вдруг приветствие, и из темноты к огню подошли какие-то незнакомые люди.
