Жюль Верн - Необыкновенные приключения экспедиции Барсака
— Благодарю вас за желание узнать мое мнение, — спокойно ответила Жанна Морна, — но мы должны остаться безучастными к обсуждению, которое нас не касается.
— Не касается вас? Почему же, мадемуазель? Мы, кажется, все под одним знаменем.
— Совсем нет, господин Барсак, — ответила Жанна Морна. — Если в силу обстоятельств вы отказываетесь от своей цели, то мы своей не оставляем. Нам не хотелось бы отделяться от вас в момент, когда у вас такие неприятности, но мы все-таки намерены продолжать свой путь.
— Вы все еще настаиваете на путешествии в Гао?
— Больше чем когда-либо.
— Одни? Без конвоя?
— Мы и не рассчитывали попасть туда с конвоем.
— Без носильщиков?
— Мы найдем других. Если это невозможно, обойдемся без них.
— Несмотря на эту враждебность, причин которой мы не знаем, но реальность которой неоспорима?
— Несмотря на эту враждебность, которая, впрочем, мне кажется, направлена больше против вас.
— Как вы можете это знать, раз мы идем одним путем? Во всяком случае, я боюсь, что именно на вас нападет неизвестный противник, если вы одни отправитесь к Нигеру.
— Пусть это так, но мы не боимся неведомого врага.
— Но это безумие! — вскричал Барсак. — Мы не позволим вам совершить такой неблагоразумный поступок единственно, для удовлетворения вашего каприза.
Жанна Морна одно мгновение колебалась, потом печально ответила:
— К несчастью, это не каприз, как я вам говорила до сих пор.
— Так о чем же идет речь? — вскричал изумленный Барсак.
Жанна Морна снова задумалась; после краткого молчания она сказала серьезно:
— О выполнении долга.
Барсак, доктор Шатонней и Амедей Флоранс смотрели на Жанну Морна с интересом и изумлением. Барсак и Шатонней спрашивали себя, что подразумевает девушка под словом, которое она произнесла, и какой долг мог оказаться настолько настоятельным, чтобы повести ее в самую дальнюю область Петли Нигера? Амедей Флоранс, который из любопытства старался разузнать, какие причины заставляли его компаньонов совершать это путешествие, испытывал глубокое удовлетворение при мысли, что узнает еще одну из причин, которая до тех пор оставалась для него тайной.
Жанна Морна снова заговорила:
— Простите меня, господа, я вас обманывала…
— Вы обманывали? — спросил Барсак с возрастающим изумлением.
— Да, я вас обманывала. Господин де Сен-Берен сказал вам свое настоящее имя, он действительно француз, как и вы. Я же представилась вам под вымышленным именем. Я англичанка, зовут меня Жанна Бакстон. Я дочь лорда Гленора, сестра капитана Джорджа Бакстона. Около Кубо покоятся останки моего несчастного брата. Туда я должна отправиться, и только там смогу я завершить начатое мною дело.
Затем Жанна Бакстон — ее имя отныне восстанавливается — рассказала о драме в Кубо, об обвинениях против Джорджа Бакстона, о его смерти, о бесчестии и отчаянии лорда Гленора. Она говорила о священной цели, которую поставила перед собой: восстановить честь брата, стереть пятно с его имени и возвратить покой старику, жизнь которого протекала в мрачном уединении замка близ Утокзетера.
Живое волнение овладело слушателями. Они поражались этой молодой девушке, благородный порыв которой не могли остановить ни усталость, ни опасности.
— Мисс Бакстон, — довольно резко сказал Амедей Флоранс, когда она кончила говорить, — позвольте мне бросить вам упрек.
— Упрек? Мне? — удивилась Жанна, ожидавшая совсем другого эффекта от своего рассказа.
— Да, упрек, и серьезный! Какое странное и нелестное мнение у вас о французах вообще и об Амедее Флорансе в частности!
— Что вы хотите сказать, господин Флоранс? — пробормотала смущенная Жанна Бакстон.
— Как! — вскричал репортер негодующим тоном. — Вы вообразили, что Амедей Флоранс позволит вам сделать маленькую прогулку в Кубо без него?
— О! Господин Флоранс!.. — возразила с чувством Жанна, которая начала понимать.
— Хорошенькое дело! — продолжал Амедей Флоранс, все еще изображая живейшее негодование. — Какой эгоизм!
— Я не вижу… — пыталась сказать Жанна с полуулыбкой.
— Пожалуйста, позвольте мне говорить, — с достоинством перебил Флоранс. — Вы позабыли, что я журналист, больше того: репортер. А знаете ли вы, что скажет мне мой директор, когда узнает, что я прозевал сенсационный репортаж по делу Бакстона? Ну? Он мне скажет: «Мой маленький Флоранс, вы просто осел!» И выставит меня за дверь в два счета. А я дорожу местом. Итак, я отправляюсь с вами.
— О, господин Флоранс! — повторила Жанна, глубоко взволнованная.
Репортер посмотрел ей в глаза.
— Я отправляюсь с вами, мисс Бакстон, — взволнованно проговорил он. — И не теряйте времени, пытаясь меня отговаривать. Я думаю, что сам лучше вас знаю, что делать.
Жанна пожала руку славного и мужественного человека.
— Я принимаю ваше предложение, господин Флоранс, — сказала она, и две крупные слезы скатились из ее глаз.
— А меня, мисс Бакстон, меня вы возьмете? — спросил внезапно грубым голосом доктор Шатонней.
— Вас, доктор?
— Конечно, меня. Такая экспедиция не может обойтись без медика. Раз вы отправляетесь туда, где вас могут изрубить в мелкие кусочки, мне надо быть там, чтобы их сшить.
— О, доктор! — снова повторила Жанна, плача от счастья.
Но каково было ее волнение, когда она услышала гневный голос Барсака:
— Ну! А я? Я вижу, что никто не желает спросить моего мнения?
Барсак был действительно разъярен. Ведь он тоже хотел присоединиться к мисс Бакстон. Одним ударом он убивал двух зайцев, так как путь молодой девушки почти совпадал с его собственным, а неблагоразумие поступка оправдывалось благородной целью. Вдобавок, разве четверо мужчин, четверо французов могли хладнокровно бросить эту девушку в незнакомой стране и предоставить ей одной пуститься в опасное путешествие?
Флоранс и доктор Шатонней вырвали у него из рук эффект, как говорят в театре, а это всегда очень неприятно.
— Я не говорю о господине Флорансе, — продолжал он, нагнетая для видимости свое дурное настроение, — он человек свободный. Но вы, доктор, вы член экспедиции, главой которой являюсь я, как мне думается. И вы решаетесь дезертировать, чтобы ваш командир лишился последнего солдата?
— Уверяю вас, господин Барсак… — начал доктор, который упустил из виду эту сторону вопроса.
— Если ваше намерение не таково, сударь, быть может, у вас мелькнула мысль, что я тоже отправляюсь в Кубо? Но разве вам принадлежит право решать, куда мы направим путь? И ваше ли дело давать мне уроки?
