Кармен Майкл - Танго в стране карнавала
Карина, мой барометр бразильского общественного мнения, проинформировала меня, что Лурдинья стала «официальным культом».
– Мужчины хотят на ней жениться, женщины хотят ею быть, – с легкой завистью говорила Карина, когда я приехала к ней в элегантный байру Жардим Ботанику.
Был вечер четверга, знойный и прекрасный, и мы в размягченно-дремотном состоянии неспешно прогуливались вокруг озера в форме сердца, протянувшегося от Ипанемы до ботанического сада. Если Рио – «спящий великан», то Лагоа – без сомнения, озеро Нарцисса. Вода была тихой, как на акварели, и окрашена нежно-розовыми красками заката. Мрачные силуэты окружающих озеро гор отражались в его глади, а вдоль берега, как мраморные, замерли белые стебли тростника.
Район треугольной формы граничил с озером, ботаническим садом, живописным нагромождением скал и был удивительно освещен благодаря причудливой игре света, отражавшегося от воды, деревьев и камня. Место стильное, сдержанно-элегантное и чудовищно дорогое. Карина частенько подбивала нас перебраться сюда жить. Отсюда не открывались вульгарные и претенциозные виды на залив Гуанабара, которыми кичился весь город, однако именно Жардим Ботанику снискал себе репутацию самого престижного в Рио-де-Жанейро места – по той простой причине, что здесь не было фавел. Из-за высившихся за байру вертикальных скал это было физически невозможно – разве что настроить строительных лесов и жить на них.
Здесь селились сериальные актрисы и не было преступности. Единственным исключением стал инцидент с автобусом 174, получивший известность благодаря одноименному документальному фильму («Onibus 174», 2002; больше двух десятков фестивальных наград по всему миру). Суть инцидента в том, что уличный мальчишка захватил автобус и чуть ли не двое суток удерживал заложников как раз неподалеку от ботанического сада. Парень заявил, что требует лишь одного: признания факта, что полицейские поубивали всех его друзей, но их за это никто не судил. Однако все превратилось в очередной бразильский медийный фарс, в котором принимала участие толпа, требующая немедленной расправы без суда и следствия, а также некие коррумпированные полицейские, явно прогулявшие занятия по теме «Как обращаться с безвредным правонарушителем, захватившим заложников», и, конечно, представители преданного власти медиаконцерна «О Глобу». В конце концов Сандру Роза ду Насименту, тот самый мальчишка, был убит – может, для него это было гуманным исходом, если учесть нечеловеческие условия содержания заключенных в тюрьмах Рио-де-Жанейро.
И все-таки было бы несправедливо позволить трагическому случаю с ду Насименту – который, как пояснил мне один из жителей южной зоны, «только проезжал через Жардим Ботанику на автобусе», но не был «из Жардим Ботанику», – бросать тень на сей во всех отношениях достойный и благополучный байру. Этот район не характеризуют насилие, наркотики и проституция, как в других местах, это особый слащавый, пенистый, розовый мирок мыльных опер.
Вот здесь-то, в любимейшем байру Карины, и производится в жутких количествах настоящий опиум для бразильских масс. Именно сюда, на тенистые аллеи Сада наслаждений короля Жуана VI, привозят на поденную работу бразильских писателей, и они пишут novellas, или сценарии для мыльных опер, по-своему отражая все социальные, экономические и персональные темы, от коррупции до адюльтера, от насилия до военной диктатуры. Они пишут по полдюжине сценариев в год, населяя их красивыми людьми с белой кожей, живущими на виллах, и их эксцентричной чернокожей прислугой. И это они несут полную ответственность за интерпретацию истории своей страны, за искажение образа Бразилии, за то, что португальский язык в Бразилии упрощается, сводясь к двум-трем примитивным фразам, – хотя как раз за последнее лично я на них не в претензии. Для ленивой дебилки, каковой я являюсь в части изучения языков, это очень удобно. Я уж не говорю о том, что сериалы оказались потрясающим источником витиеватых оскорблений, которые я заимствовала для разговоров с Фабио. Примитивное «Ты есть плохой человек» уступило место изысканному «О ты, грязный, подлый дьявол. Брось свое сердце на стол, не то я вырву его из твоей груди».
А поскольку медиаконцерн «О Глобу» контролирует около семидесяти процентов всей печатной и телевизионной продукции Бразилии, все те же образы закрепляются и повторяются снова и снова. Это самое настоящее промывание мозгов, контроль сознания, как у роботов, – даже президент страны однажды признался: «Я готов сражаться со своим министром обороны, но не с „О Глобу“». И у кого повернулся бы язык его осудить?
Чтобы понять, что такое бразильская пресса, попытайтесь представить, что случилось бы, вверь наше правительство все частные и общественные телеканалы и все национальные газеты лондонской газете «Сан». Бразилия – единственная страна мира, где топ-моделей снимают в юмористических передачах. Выглядят такие программы, как шоу Бенни Хилла без Бенни Хилла. Хотя, признаюсь, это не мешало мне балдеть от фантастических гламурных красоток.
– Лурдинья? – недоверчиво переспросила я Карину.
Конечно, я тоже читала об этом в газетах, но сочла очередной вонючей уткой от «О Глобу». Актриса, мягко говоря, не красавица. Начнем с того, что у нее низкий неандертальский лобик. А ее сценическое имя напоминало о германских медсестрах, проводивших опыты на людях в нацистских лагерях смерти.
– Непостижимо, – ошарашенно протянула я. – Просто не понимаю…
– Это трудно объяснить словами. Есть в ней этакая искорка, внутренний огонь… – Карина пустилась в объяснения, но замолкла, рассеянно вертя трубочку в своем коктейле. Через минуту она, просияв, повернулась ко мне: – Давай попробую объяснить на примере. Вчера вечером, узнав, что одна женщина хочет отбить у нее возлюбленного, Лурдинья просто-напросто заявила, что отправляется на несколько дней к своей матери. Будет там одна. Ей так хочется. Одна. Представь. Когда такое творится! Она просто плюет на всё. Вообще не ревнует! Это поразительно. Она классная.
Вот и всё, понимай как знаешь. Попытаюсь догадаться, что она имела в виду под внутренним огнем. Лурдинье, разрушительнице семейного очага, подростку, нелегалке, удалось то, чего бразильские женщины никогда не могли получить ни за какие сокровища, – жизнь без ревности. Ревность. Зависть. Подозрение. Паранойя. Все ушло – с одним взмахом волос сериальной звездочки, когда она уходит от женатого мужчины, переживающего кризис среднего возраста, чтобы провести ночь с мамой.
