Хеймиш Макиннинс - Восхождение в затерянный мир
Придя в Маиурапаи, я обнаружил, что там нет лодок. Лодка Боба Фернандеса ушла вверх по Варуме, и никто не знал, когда она вернется. В четверг она не появилась. Я заподозрил неладное: очевидно, индеец Рентон оставил лодку в лагере 1, а сам смазал пятки.
В два часа ночи мы послали троих индейцев на маленькой долбленке вверх по Варуме. Поскольку река разлилась, они часть пути прошли пешком по тропе, отыскали лодку и привели ее обратно на буксире. Идя на веслах, они возвратились в Маиурапаи около двух часов дня. После этого мы спустились до устья реки Арабара. Там оказалось, что все местные жители отправились кто на охоту, кто на рыбную ловлю, готовясь к своему религиозному празднику. Пришлось возвращаться в тот же день так и не наняв носильщиков.
Благодаря очень сильным дождям, оказалось возможным отвезти снаряжение на лодке вверх по Паикве дальше обычного. Управившись с этим делом, мы с Айзеком пошли в его деревню, поспели туда еще до ночи и наняли пять носильщиков. Около четырех утра двинулись в путь оттуда и в десять утра в воскресенье снова были в Маиурапаи. Тотчас опять нагрузили лодку и отправили ее вверх по Паикве; потом сделали еще второй рейс. Я поднялся со вторым рейсом в шесть часов вечера. Поскольку мы не смогли уговорить охотника Филлипа получше расчистить тропу, решили пробиваться от Паиквы на Варуму в район лагеря 3. Пришли туда на другой день часов около двух, потратив на этот отрезок примерно пять часов. Оттуда поднялись по битой тропе вдоль Варумы до лагеря 4, где и заночевали, а сегодня утром вернулись в лагерь 6. По пути мы видели диких свиней, нам попались также следы взрослого ягуара».
Впечатляющий рассказ… Я сильно сомневался, что смогу совершить такое путешествие, когда мне будет шестьдесят один год.
Глава десятая
Я пролилась, как вода; все кости мои рассыпались; сердце мое сделалось как воск, растаяло посреди внутренности моей.
Псалом 22, 14
Я был дохлый, как больная старая корова, мои сверхлегкие брезентовые ботинки не хотели отрываться от земли — свирепая эльдорадская хворь делала свое дело. Шагая по следам Джо Брауна по знакомой теперь тропе, я размышлял о безумии такого образа жизни. Джо говорил, что давно отказался от экспедиций, поскольку ничего хорошего в них нет, и это путешествие только утвердило его в прежнем решении. Но ведь задним числом всегда забываешь тяжелый, монотонный труд, на девяносто девять процентов наполняющий экспедиционную жизнь, помнишь только приятные минуты— так уж прихотливо устроена наша память. Меня не очень утешало, что Алекс чувствует себя еще паршивее, чем я. Вместе с Нилом и Гордоном он сопровождал меня и Джо до лагеря 8. Шесть рабочих несли наше снаряжение. Как всегда, висели низкие облака, но день выдался светлый.
Джо заметно опередил меня. Я еле волочил ноги, но все же остальные поотстали, и к тому времени, когда все дотащились до лагеря 7, Джо успел уже вскипятить воду,
— Вид у тебя, Алекс, такой же паршивый, как самочувствие, — сочувственно сказал я.
— Ошибаешься, — поправил он меня. — Самочувствие паршивее, чем вид.
Подтянулись носильщики. Четверо из них должны были идти с нами до лагеря 8, остальные опорожнили свои вариши и тут же двинулись в обратный путь.
Потягивая горячее порошковое молоко, Нил сказал, что хотел бы снять несколько кадров, когда мы с Джо пойдем дальше. Я встал, разгибаясь, точно ржавая складная линейка, и решил, что надо облегчить рюкзак, иначе я не дойду до лагеря 8.
Пока мы пробирались через заросли выше болота Эль-Дорадо, небо немного расчистилось. Далеко вверху на стене стучали молотки — ребята трудились полным походом. В это утро Дон и Мо снова поднялись на Тарантуловую террасу, закрепляя понадежнее веревки. Добравшись до Террасы, они продолбили под узким карнизом отверстия для шлямбурных крючьев, на которые намеревались подвесить два гамака. Вместе с тентом этот карниз, подобно карнизу в лагере 8, призван был обеспечить какое-то укрытие. После этого Мо стал отрабатывать следующий отрезок — гладкую красную плиту над Террасой. Дон направился в лагерь 8, а Мо еще несколько часов продолжал трудиться — долбил отверстия, стоя в стременах и страхуясь девятимиллиметровым репшнуром. На первых десяти метрах он сбил молотком головки четырех шлямбурных крючьев и начал уже сомневаться, хватит ли их на все восхождение.
Только мы с Джо в сопровождении четверых индейцев добрались до лагеря 8, как через несколько минут сверху съехал Дон — этакий упитанный паук, возвращающийся в свою норку.
— Привет! — весело поздоровался он, крутясь на веревке над нами.
Индейцы с почтением смотрели на него, явно восхищенные такой техникой. Не сомневаюсь, что кое-кто из них был бы не прочь вместе с нами подняться по стене. Морис уже намекал на это. Из этих крепких и зорких, уверенных в движениях ребят, наверно, вышли бы отменные скалолазы.
— Пожрать принесли? — строго спросил Дон, приземляясь на полке рядом с нами.
— Все в порядке, старичок, — заверил я его, — теперь мы всем обеспечены. И личное снаряжение доставлено.
— Ну, как Терраса? — спросил Джо, разбирая рюкзак собственной конструкции.
— Великий простор, — протянул Дон. — Выше, похоже, труднее придется.
Разбирая сумку с продуктами, подвешенную на крюке над полкой, я коснулся рукой паука. Между нами и пауками шла непрестанная война, в которой выживал наиболее проворный. Я безжалостно пришиб противника банкой с рыбными консервами.
Примерно через час мы узрели полосатые рейтузы Мо, который спускался к нам по веревке кормой вперед.
— Не вздумай вываливаться из гамака сегодня ночью, — предупредил он меня. — Я сплю как раз под тобой.
— Вижу, вижу, — сухо заметил я. Просвет между нашими гамаками составлял не больше пятнадцати сантиметров. — Вот только как в уборную ходить?
— Пользуйся баночкой, — посоветовал он. — Да смотри не пролей.
— Разве я способен поступить так с другом?
— Стало быть, нам с тобой, Джо, спать под тентом? — осведомился Дон.
— Ага. Бросим жребий, кому лежать с краю. Как тут с ползучей пакостью? Хватает?
— Не бойся, — ответил Дон. — Они вроде бы уматывают, когда мы появляемся.
— Эта щетинистая крыса, или как там ее звать, по-прежнему совершает ночные набеги, — сообщил Мо. — И все-то ей надо на зуб попробовать!
Ночь прошла спокойно, и нас ожидал красивый рассвет. До чего же здорово было проснуться у подножия стены и любоваться великолепными водопадами, спадающими к истокам Паиквы! Они казались олицетворением Затерянного Мира. Если не считать немногих троп, проложенных первопроходцами вроде Адриана и Айзека, этот край совсем не изучен. Думая о его неприступности, я чувствовал себя ничтожным и крайне уязвимым. Здесь властвовал закон джунглей, и мы всецело зависели от жиденькой струйки забросок. Прервись она — придется с позором мчаться во всю прыть обратно, к цивилизации. Похоже было, что пауки и скорпионы понимают это и терпят наше вторжение, сознавая, что обыкновенные людишки долго не выживут в столь нелюдимой среде. Место было недоброе, и место было пленительное; оно притягивало, как притягивают любовь и ненависть. Я был счастлив, что хоть на короткое время проник в этот потаенный уголок мира, в этот грозный Потерянный Рай. И все время ощущал напряжение, постоянно был начеку. Мне вспоминалось, как Чарлз Уотертон описывал свое пребывание в гайанских лесах:
