Евгений Габуния - На исходе ночи
— У нас как: молдаванин или русский, украинец или немец, болгарин или цыган — все одно, никакой тебе разницы. Одно требуется — работай честно, веди себя достойно, нация — дело десятое. А немцев, я вам скажу, у нас уважают. Трудолюбивые, аккуратные, исполнительные… Да вы и сами знаете, Аурел Филиппович, — обратился он непосредственно к Каушу, — не первый раз в нашем селе.
Кауш все это, действительно, знал и понял, что эта маленькая речь председателя была обращена не столько к нему, сколько к товарищу из центра — Будникову, который внимательно слушал председателя. Когда Гудым кончил, следователь сказал:
— У нас к вам просьба, Петр Семенович. Хотим поработать… Не отведете ли под «штаб-квартиру» ту комнатку?.. — Он имел в виду небольшую комнатку в конце коридора, которая днем обычно пустовала и предназначалась для учебы сельсоветского актива и приема избирателей. В этой комнате обычно и размещалась его «штаб-квартира», когда ему приходилось бывать по делам в Покровке.
— Сделайте одолжение, Аурел Филиппович, располагайтесь как дома. Может, еще какая помощь нужна? Все сделаем.
— Пока ничего особенного, только, пожалуй, дежурный по сельсовету нам может понадобиться. Он на месте?
— Здесь бадя Георге, куда он денется.
— Вот и отлично, а сейчас мы вас внимательно слушаем, Петр Семенович. Расскажите, пожалуйста, о Викторе Матвеевиче Пысларе. Что это за человек?
Гудым удивленно взглянул на Кауша.
— О Пысларе? А почему вдруг о нем?
— Есть такая необходимость, Петр Семенович, как говорят — служебная… Только объективно.
Последнее добавление Кауш сделал не случайно. Он знал, что довольно часто руководители на запрос следствия дают отрицательные характеристики своим работникам, рассуждая так: раз этим человеком заинтересовалась милиция или прокуратура, то это неспроста, честный гражданин в их поле зрения не попадет. Ничего, кроме вреда, такой подход не приносил.
Гудым раздумывал недолго. Своих односельчан он знал хорошо, не хуже участкового Пояты. Петр Семенович познакомился с Пысларем, когда тот после войны работал в Заднестровской МТС трактористом и комбайнером. Работал на совесть, и потому ему вскоре доверили бригаду механизаторов, а потом назначили механиком. Одно плохо — стал выпивать. Это и толкнуло Пысларя на преступление: не хватило денег на водку, и он взял со склада запасные части, продал их за бесценок. Был суд, механика приговорили к длительному сроку заключения, но освободили досрочно из-за болезни легких. Вернулся Пысларь в родные места, однако в колхозе (МТС к тому времени уже упразднили) работать не захотел, хотя и звал его председатель: механики были очень нужны. Походил по селу, осмотрелся и подался в город, слесарем в жэк устроился, а жить стал здесь, в Покровке. Как выразился Гудым, «от села отошел, а к городу не пристал». Сначала крепился, но потом запил пуще прежнего. Видно, что-то надломилось в его душе, или заключение подействовало, Петр Семенович не мог точно сказать.
Следователь и подполковник выслушали этот рассказ, не перебивая, изредка делая пометки в блокнотах. Будников спросил:
— Пысларь и в самом деле свой дом недавно ремонтировал?
— Сделал ремонт наконец, а то смотреть страшно было на его развалюху. Все говорил — руки не доходят. А до чего другого — так доходят. Сельсовет помог ему с лесоматериалами и прочим. Что-нибудь не так? — забеспокоился председатель. — Мы все по закону выписали… лес этот.
— Не волнуйтесь, Петр Семенович, — успокоил Гудыма Кауш, — здесь дело совсем другое. Вы не знаете, где сейчас Виктор Пысларь, на работе или дома?
— Как не знать, вчера только встретил его возле магазина. Он там часто околачивается. Сказал, что в отпуске. Может, послать за ним бадю Георге? Вижу, вы им очень интересуетесь.
— Попозже… А пока попросите его сходить за учительницей, Брянцевой Ниной Алексеевной. Он ведь должен знать, где она живет?
— Как же не знать. Нина Алексеевна человек известный, заслуженная учительница.
— И скажите еще, пусть поищет участкового Пояту.
Нина Алексеевна оказалась именно такой, какой любят изображать старых заслуженных учительниц пожилые киноактрисы: подтянутая, строгая, в очках; седые волосы стянуты в смешной пучок на затылке.
…Роза училась у нее с первого класса. Девочка на редкость старательная, да и способная, аккуратная, она была одной из лучших учениц. После уроков никогда не оставалась поиграть, как другие дети, сразу уходила домой, говорила, что мама будет волноваться. Немного замкнутая, она стеснялась незнакомых людей, к чужим никогда не подходила.
Показания учительницы совпали с показаниями родителей. В конце беседы Кауш достал из портфеля листок тетради и показал его Брянцевой. Она близоруко сощурилась, поднесла его к глазам.
— Роза писала, а исправления мои. Откуда это у вас? — невольно вырвалось у нее.
— Мы нашли листок на месте преступления. Из него был свернут кулечек. Нам важно знать, зачем он понадобился девочке. Возможно, вы и раньше у нее видели такие кулечки?
— Нет, раньше никогда не видела… А в кулечек она хотела что-то положить, наверное.
— Само собой разумеется, для этого и делают кулечки. Но что именно?
Этого учительница не знала.
Заглянул Петр Семенович и сказал, что дежурный нигде не может разыскать Пояту, хотя все село обошел. Когда дверь за председателем закрылась, Будников с хитроватой усмешкой обратился к Каушу:
— А я ведь догадываюсь, Аурел Филиппович, зачем вам понадобился лейтенант, — для обыска. Да ведь и я могу произвести его, в свое время приходилось.
— Так то в свое время, Алексей Христофорович, а сейчас вам этим заниматься вроде неудобно.
— Очень даже удобно. У нас ведь как: если собака след не берет — сам ищи. Служба такая. А Пояту отвлекать не стоит, пусть занимается своим делом.
— Ну что ж, — согласился Кауш, — дело, как говорится, хозяйское. А теперь пора нам встретиться с Пысларем. Столько о нем узнали, что просто не терпится лично познакомиться. И вам — тоже, я так почему-то думаю.
Будников улыбнулся:
— Вы совершенно правы, давно мечтал побеседовать откровенно с Виктором Матвеевичем. Боюсь только, что светской беседы, как пишут в книгах, у нас не получится.
Минут через тридцать раздался осторожный стук в дверь. Слегка наклонив голову, как бы опасаясь задеть верхнюю перекладину проема, медленно вошел высокий худой человек и остановился в нерешительности посредине комнаты. Кауш попросил его подойти поближе, предложил стул. Человек осторожно присел и оглянулся по сторонам.
