Владимир Афанасьев - Тайна золотой реки (сборник)
– Бочкарёва не лапай! – сжав кулачонки, пискляво надрывался Чижов. – Глотку перегрызу!..
Остановил их появившийся в сопровождении местных атаманов Бочкарёв. Поднёс Рытову под нос кулак, пригрозил:
– Сдеру шкуру!
– Всю содрал, ваше благородие!
– Скотина! – побагровел Бочкарёв и сдавил крышку деревянной кобуры маузера.
– Ты глотку не заклинивай, ворюга! – ощетинился Рытов.
Бочкарёв – матёрый бандит, при одном имени которого трепетали даже высшие офицерские чины колчаковской армии, вдруг понял, что сила его власти где-то надорвалась. Рытовская наглость сначала ошарашила, а потом и напугала. И только когда Карпуха Чижов, плаксиво заикаясь, сказал: Ваше благородие, а Петька-то Рытов смуту готовит, – опомнился.
– Бунтовать?! – заорал он и, выхватив маузер, ткнул дулом в подбородок Рытова. – Мерзавец!
– Стреляй, – ворочал крутыми желваками Рытов, – душегуб! На чужом горбу далече не укатишь. – И Рытов нервно захохотал… Сильно ударил в дверь ногой… – Охолоднимся?.. Пошли?..
Бочкарёв медлил. Но увидел насмешливые взгляды казаков, собрался и вышел на крыльцо.
– Долю верни!
– Какую? – насторожился Бочкарёв.
– Человеческую, иуда!
– Вот оно что…
– Кровушкой людской упиваешься? А ведь горы сулил? И я с такой сволочью связался… Меня ж мамка дома ждёт. Жинка истосковалась. Душа горит!.. Эх-х!..
Рытов размахнулся широко, как взмахивал когда-то косой, и замер. Его дважды качнуло, словно кто-то невидимый мощным жгучим хлыстом полоснул по могучей груди. Сделал вперёд шаг навстречу повторившимся вспышкам и упал на колени, размазывая тёплую липкую жижу по лицу:
– Ма-ма… матерья божия… ма-а-а…
Бочкарёв с опаской наклонился над вытянувшимся огромным телом, боязливо заглянул в лицо. Открытые, подернутые последней болью глаза казака смотрели в посветлевшее ночное небо…
– Водки! – гаркнул Бочкарёв, войдя в избу, и тяжело опустился на лавку. Щёлкнул потемневшим портсигаром, прикурил от яркого жирника, жадно затянулся.
– Керетовские торгаши живы? – спросил, уставившись на Седалищева.
– Так точно… – отозвался следователь.
– Пора… И чтоб без помарок. – Посмотрел пристально на Седалищева и устало добавил: – Советы в Аллаихе…
8
Шошин не ложился – не до сна было. Опять Ефим метался в бреду. Шошин не отходил от постели, прикладывал компресс, подносил к потрескавшимся губам кружку с водой. Кризис вроде бы давно миновал, опухоль, однако, на ноге не спадала. Тундровики, приезжавшие проведать, привозили настои из трав, но, видимо, требовались другие, более действенные средства. Гусиный жир и тугая повязка ослабляли на время боль, тогда Ефим оживал.
– Одна морока со мной, – грустно говорил он, – связал всем руки. Да Иосиф что-то задерживается, а был слух, – помнишь, ты говорил, что поправился? Как бы его там не грохнули…
Ефим отвернулся к стене. Закрыл глаза. Но уснуть не мог. Вот и тогда, подумал, был мороз сильный. Далеко был слышен хруст снега под ногами товарищей и конвоиров. По продрогшей реке Казачке шли цепью. Потом… команды, выстрелы…
Он, Волков, тогда выжил. Раненого, полуживого, спрятали его от белогвардейцев и вылечили местные жители. Кровавую расправу колчаковцы свершили потом и над другими товарищами. Погибли Август Берзин, Якуб Мальсагов… Как могло это всё случиться? – много раз задавал себе этот вопрос Ефим. – Как?..
…А Михаилу Мандрикову было тридцать два года!.. Путиловский рабочий, он в шестнадцать лет уже член РСДРП, депутат Учредительного собрания от Приморья, участник Третьего Всероссийского съезда Советов… Так и погиб со словами: «Да здравствует революция!»
…Комиссару железнодорожной станции Хабаровск Августу Берзину шёл двадцать первый год, а за плечами уже была Первая мировая война, латышский стрелковый полк… С октября семнадцатого года боролся за Советскую власть на Дальнем Востоке. Он и теперь будто стоял рядом с Ефимом… Высокий, худощавый, хмурил густые тёмные брови и твёрдо говорил: «Держись, Ефим, ты большевик!..»
Если бы были они живы, да разве разгуливали бы ещё по колымской земле недобитки Колчака?.. Прав был тогда Шошин, в январе, когда предлагал новому нарревкому Анадыря Нечипуренко создавать боевые отряды для защиты уезда от банд Бочкарёва – Бирича. Было бы единство во взглядах, не пришлось бы теперь прикидываться торговыми людьми…
Спасение края – помощь якутских товарищей, и опять Шошин прав…
Ефим мучился от болей и от набегавших одна на другую беспокойных дум.
…Свой он, Шошин, проверенный на подпольной партийной работе… На год, кажется, моложе он Михаила Мандрикова, но уже тогда, на Анадыре, открыл нам с Иосифом глаза на мир, разжёг злость на душителей свободы. А мы-то были?.. Слепые котята… Боже мой… Братья по борьбе!.. Вас, дорогие товарищи наши, белогвардейские гады расстреливали у нас на глазах… А мы?.. По молодости, по наивности не хотели лишних жертв, думали, что всё решится мирным путём. А надо было сразу всех душегубов, одним махом! Никакой пощады…
Да, Шошин правильный человек… Вот он рядом, всё такой же кремнистый, каким и повстречался нам с Иосифом на Золотом хребте…
…Отчего же его нет, Радзевича… Неужели что случилось?
Ефим повернулся, приподнялся на руках, поднял на Шошина отяжелевшие веки. Тот сидел ссутулившись, смотрел на прыгающие язычки пламени и дымил самокруткой.
…Натопленная рубленка, взвизгнув дверью, вдруг распахнулась, и из холодной темноты перевалил через порог вывалянный в снегу Радзевич. Плотно притворил за собою дверь и устало опустился на приступку. Шошин и Волков уставились на него, всё ещё не веря столь внезапному появлению товарища после долгой разлуки. Иосиф поднялся. Шатко подошёл к кадке с водой и стал гулко отхлёбывать студёную льдистую жижу. Потом отяжелело навалился на лавку и улыбнулся виновато, приоткрывая глубоко распаханный на щеке шрам покрасневшей от мороза рукой.
– Попал? – посуровел Шошин.
– Как кур во щи!..
– Да говори же! – нетерпеливо спросил Ефим.
– Цапандина убил…
– Вот те на…
– Как же ты? – выдохнул Шошин.
– Охотился за мной… До самого Черноусовского острова проводил…
Покидая Походск в густых сумерках, Радзевич не заметил быструю, увязавшуюся за ним упряжку. Не увидел он её и после Петушковского изворота, когда она легко обошла его теневой стороной крутого правого берега… Не знал, что ещё во время пребывания в Походске находился он под постоянным надзором цапандинского стукача. Он-то и следовал за ним.
– Та-а-ак… – задумчиво растянул Шошин. – Значит, Цапандина?.. Не такой уж дурак он вроде…
– Не веришь?
– Неубедительно. Ладно, – сказал как отрезал, – пойдём глянем на твоего Цапандина. Ночи короткие стали…
