Андрей Остальский - Иностранец ее Величества
За каждый пук
Думаю, что даже в самой бульварнейшей из бульварных газет России такого бы никогда не напечатали. А в деликатной, тактичной, джентльменской Англии — пожалуйста!
Со смакованием подробностей, всех деталей, с зубоскальством и злопыхательскими издевками! И не только желтая пресса это сделала, но и всеми уважаемая газета левой интеллигенции — «Индепендент».
Итак, член правительства, важный британский министр пришел давать интервью телекомпании «Скай ньюз». Не буду называть его по имени и должности, язык не поворачивается и клавиша заедает.
Так вот, в ожидании интервьюера сидел высокопоставленный гость в студии один, на него слепо смотрели объективы камер: не было никаких признаков, что они уже включены, уже записывают все происходящее. И о том, что микрофон тоже включен и записывает каждый звук, тоже догадаться было трудно.
Сидел гость в студии, сидел себе и думал, и вдруг что-то такое с ним стало происходить странное, вроде как нехорошо человеку. Лицо искривила гримаса. Глаза закрыл. Открыл снова. И вдруг… Что бывает вдруг?
Газеты сладострастно цитируют сотрудника телекомпании, счастливого обладателя видеозаписи инцидента: «Вдруг министр опускает голову, на секунду застывает в неподвижности, опирается правой рукой на подлокотник кресла, наклоняет верхнюю часть туловища на двадцать градусов, приподнимает левую ягодицу над сиденьем — и издает громоподобный, одну секунду длящийся, мощный звук. После чего облегченно возвращается в прежнюю позу и принимается за кофе».
Фу, какая низкопробность, скажет читатель. Как такое возможно в стране джентльменов? В стране, где для «этого дела» придумали лицемерный эвфемизм «ветер»? Если что, в аптеке надо спрашивать средства именно от «ветра в животе». А пукнуть будет «сломать ветер», «break the wind».
Есть и просторечие «to fart» (русский корень «п-е-р-д»), но оно считается невозможно грубым, почти приравнивается к нецензурной брани, к мату, к другому слову, начинающемуся на «f», так что в приличном обществе, на людях, его употреблять невозможно.
И вдруг — вот такой почти детский натурализм. По крайней мере, нечто по-детски неприличное. И в этом-то как раз самое главное, вот тут-то собака и зарыта.
Нет для англичанина, джентльмена и не очень, с детских лет ничего страшнее вещи под названием «embarrassment».
Это одно из тех понятий, которые невозможно перевести на русский. Но словари пытаются. Я накопал двенадцать вариантов, но нет ни одного, точно отражающего предмет. Девять совсем далеких отбросим, оставим трех финалистов: «замешательство», «конфуз», «позор». Но все равно не то. Первое — слишком слабо: может, и замешательство, но какое! Третье — слишком сильно, хотя, конечно, ближе. Конфуз, наверное, теплее всего, но это слово какое-то историческое, книжное, смешное, а англичанину, оказавшемуся в «embarrassing situation», не до смеха бывает. Правда, над ближним, в такую ситуацию угодившим, очень даже приятно бывает посмеяться, но только желательно заочно, потому что в глаза несчастному невыносимо будет смотреть. А вот в газете прочитать без свидетелей — это самое оно! Можно даже взвизгнуть от восторга, особенно если лично знаком с угодившим впросак. Причем особую, запретную сладость этому смеху придаст работа воображения, представившего тебя самого в столь же конфузном положении. Внутреннее содрогание — до холодных мурашек.
С детства англичанин больше всего боится показаться смешным, оконфузиться. Проявить некую позорную слабость, тем более физиологического характера.
Но как же в таком случае эксцентрики — скажете вы. Разве они не смешны, не нелепы? А ведь не смущаются сами и другие их уважают. Как же так?
Эксцентрики — дело особое. У них свои, ими самими установленные и очень строгие правила и ограничения: чего нельзя делать, а что можно и как, при каких условиях. (Об этом более подробно — в главе VII, в разделе «С сапогом на голове».)
Но что дозволено Юпитеру, то не дозволено быку. И наоборот. Обратите внимание, все английские «сапоги на головах» — это обязательно некие продукты эксцентричной фантазии, но ни в коем случае не физиологические слабости и тем более не преступления.
И вот что еще чрезвычайно важно понимать: политик в Англии — не человек. Про любого другого «Индепендент» не написал бы, да и «Сан» вряд ли. Может быть, про какую-нибудь знаменитость эстрадную или футболиста кое-кто из «желтых» не постеснялся бы, рассудив, что, мол, интересно публике и вообще полезно «этих воображал» немного на место поставить, напомнить, что раз уж они стали публичными людьми, получают свою славу и бешеные деньги, то и отвечать должны за слова и поступки. Даже за любую секундную слабость, которую можно и нужно прощать простому смертному.
Ну а политик — про него вообще можно рассказывать все и всегда. Круглый год открыт сезон охоты. Одно из старых и священных правил английской демократии: назвался груздем — полезай в кузов, рвешься к власти — отвечай за каждый пук.
Я выбрал в качестве иллюстрации этот анекдотический случай, но, разумеется, СМИ то и дело выкапывают куда более серьезные грешки сильных мира сего. Так, еще во времена лейбористов Питер Мендельсон, чуть ли не второй после Блэра по влиянию человек в правительстве, вынужден был подать в отставку, когда обнаружилось, что он взял деньги в долг на покупку дома у своего приятеля. Но приятель этот одно время был как бы в косвенной зависимости от Мандельсона по служебной линии. И хотя долг был вовремя и с процентами возвращен, все равно пришлось могущественному министру подавать в отставку.
Или, например, у одной деятельницы муж оказался охоч до порнографии, да еще норовил оплачивать аренду соответствующих информационных носителей за государственный счет. Ух, и оттянулась пресса по этому поводу. Ну и карьера деятельницы на этом завершилась, хотя речь шла о какой-то смешной сумме.
Куда более серьезно нагрешили многие представители основных партий в парламенте, незаконно предоставляя к оплате счета за лишнее жилье и всякие такие дела. Например, за починку крышки унитаза в доме, который по правилам к официальной резиденции не относился.
Кого пожурили и заставили вернуть деньги, кто, опозоренный, ушел в отставку, а кто и оказался на скамье подсудимых и даже за решеткой.
Кое с кем из грешников я и сам лично знаком, но особенно мне обидно за лорда Тейлора Варвикского. Уж больно симпатичный, остроумный, интересный человек.
Стыдно наверное, признаваться, но когда я впервые увидел его в палате лордов, то испытал небольшой шок. Не ожидал, что лорд, да еще один из столпов консервативной партии — чернокожий. Причем даже не мулат, а такой — настоящий, черный негр. (Кстати, вот и политкорректный «Майкрософт ворд» подчеркивает это слово красным, утверждая, что в русском языке его не существует. Но я в этом смысле старомоден. Настаиваю: существует и означает всего лишь человека с кожей черного цвета, не больше и не меньше. С тем же успехом можно запретить слово «белый».)
