Владимир Березин - Последний мамонт
— Вы знаете, молодой друг, — между тем говорил Академик, — зимой всякий гражданин, выглянув в окно, норовит цитировать Пушкина: «И вот уже трещат морозы…». Потому что Пушкин — наше всё и он лучший и современнейший поэт нашей эпохи… (Еськов в этот момент нервно сглотнул, вспомнив об авторе цитаты).
Так вот, самое время озадачиться вопросом: отчего это каждый январь происходит то, что мы называем Крещенскими морозами? И тут начинается пора удивления — оказывается, что у нашего гражданина никакого внятного объяснения нет.
В-первых, можно было бы услышать теорию о цикличности этого метеорологического явления, схожей с разливом рек. Вот на вершине Килиманджаро начинает таять снег, вот ручьи спускаются с гор, вот набухает река… Эта периодичность понятна.
Я, Кирилл, был знаком с Александром Ивановичем Воейковым, он умер в шестнадцатом. Александр Иванович был чрезвычайно деятельным человеком и успел многое, даже обосновать выращивание чая в Закавказье, но нас с вами интересует другое. Он открыл так называемую «ось Воейкова», разделяющую ветры с северной составляющей и ветры с составляющей южной. Вполне в рамках этой теории выходит следующее: в это время становится наиболее мощным термобарический (связанный с особыми значениями температуры и давления) максимум над Центральной Азией. Рядом монгольские пустыни, всё это место для формирования погоды особенное — и вот оттуда движутся огромные массы холодного воздуха, в частности на запад.
Поскольку Земля крутится сравнительно равномерно и материки движутся достаточно медленно, особая область будет возникать каждый год, и каждый год, с поправкой на время перемещения потоков в атмосфере, к нам на Крещение будет приходить похолодание. Различное по силе, конечно.
Но тут вы, молодой человек новой формации, фронтовик и командир производства (который хотя и замёрз сегодня, но верит в силу науки), начнёте теребить меня совершенно с другого края.
Вы меня сейчас спросите: а есть ли Крещенские морозы на самом деле? Вы меня спросите: а отчего ж у меня кончик носа побелел, и день сегодня сактировали, машины стоят, не говоря уже о прочем?
Нет, отвечаю я вам, мороз, конечно, есть, но совсем никакого отношения к Крещению не имеющий. Это совершенно не особенный мороз, а так — статистический.
Вот глядите, сейчас середина зимы, и похолодания относительно сравнительно холодной погоды сейчас наиболее вероятны. Из Сибири, то есть к югу от нас, из местности с суровым климатом равномерно приходят антициклоны, и вероятность, что они к нам дойдут в «цельном» виде, наиболее высока.
То есть похолодания будут случаться всю зиму, и Крещенские морозы от них ничем не отличаются. То есть температура весь год — и летом, и зимой, и весной, и осенью — чуть-чуть колеблется, но в остальные месяцы это мало заметно, а вот как зимой вкрутит — так все и охнут.
И получается у вас, палеонтолога в шубе и валенках, впечатление, что Крещенские морозы есть, а у скучного статистика, физика вроде меня — что вовсе нет. Потому что в движении от зимнего холода к летнему теплу и обратно температура всё время колеблется. И вот либо до Крещения, либо неделей после возникает одно из десятка годовых падений температуры, что происходят от неупорядоченного движения воздуха. Просто запоминаем мы его сильнее.
И вам говорят: «Никакой особой причины у них нет, никакого особого холода и мистики — а то, что вы, дорогой товарищ, нос отморозили — сами и виноваты». Судя по всему, так оно и есть. Мороз в наличии, а Крещенского мороза нету.
Народное сознание воспринимает как Крещенский мороз любое похолодание за неделю до православного праздника и неделю после — а уж за половину серединного месяца зимы оно неминуемо случится. Безо всякой мистики. Остаётся ещё раз увериться в том, что погода — одно из самых неизученных явлений. Для обычного гражданина — в частности. Ну а о летнем тепле и о том, что оно вовсе не понятно этому обычному гражданину, Кирилл, я вам уже говорил.
А Михалыч ел себе своё сало и вспоминал лекции Воейкова, которые он слушал в университете, вспоминал и странный овал поперёк карты. Этот овал, похожий на масляное пятно, ему уже тогда не понравился. Хотя тогда он не мог и подумать, что будет год за годом жить много севернее этого овала, на берегу Ледовитого океана.
А пока можно слушать знакомые слова и чувствовать, как исчезает во рту божественная свинья — животное нечистое, хоть и питательное. Мели, мели, глупый Академик, сало главнее тебя, а от глупой гордости и болтливости жизнь нас отучила.
На следующий день отряд снова отправился в путь.
Трактор бодро тарахтел, исходя сизым дымом, и тащил за собой балок.
Еськов с Академиком отстали и шли, разговаривая всё о том же — времени и знаниях.
— А убежать не думали? — спросил Еськов.
— Размышлял, да, — странно усмехаясь, сказал Академик. — Я-то как раз мог. Вот вы, к примеру, не можете — у вас ещё крепка в голове столичная жизнь, девушка, мама ваша жива, амбиции университетские, простите. Но только я ведь вам вот что скажу — бежать интеллигентный человек никуда не может, про это нам ещё Фёдор Михайлович Достоевский сказал: «Мужик убежит, модный сектант убежит — лакей чужой мысли, — потому ему только кончик пальчика показать, как мичману Дырке, так он на всю жизнь во что хотите поверит. А вы ведь вашей теории уж больше не верите, — с чем же вы убежите? Да и чего вам в бегах? В бегах гадко и трудно, а вам прежде всего надо жизни и положения определенного, воздуху соответственного; ну, а ваш ли там воздух?»
Я вот могу, потому что семьи у меня нет и кроме науки мне полагаться не на что. Ну занимался бы я своей наукой, сидел бы где-нибудь в американском лагере за тремя рядами колючей проволоки — что бы для меня изменилось?
Вот когда я баланду кушал, тогда — да, убежать хотел, даже придумал как. Но только я начал готовиться, как приехал вот этот — он ткнул в маленькую фигурку Фетина — и вынул меня из барака, как игрушку из коробки. Не сам, конечно, вынул, по высшему указанию, но всё равно спасибо.
Но знаете, что я вам ещё скажу: я сам поражаюсь тому, как пластично наше сознание. При мне ломали воров — среди них были довольно упёртые экземпляры, и если был хоть какой-то шанс, они выкручивались.
Но когда шанса не было — ломались. Так и я — многие мои товарищи по нарам не одобрили бы моего мундира, да и того, что я гоняю чаи со старшим офицером МГБ. Но в том-то и дело, что им не предложили.
А среди них было много таких, для кого наука была на первом месте. Они бы ей стали заниматься, даже если бы Гитлер победил. Но им не предложили, и они исчезли. Будто камни, брошенные в трясину, — исчезли, и всё мгновенно затянулось всё той же вязкой тканью, никакой пустоты, ничто, ничто не опустело. Пространство так же равномерно и изотропно. Мировые константы так же нерушимы и равнодушны.
