Эрнест Хемингуэй - Посвящается Швейцарии
Эрнест Хемингуэй - Посвящается Швейцарии краткое содержание
Эрнест Хемингуэй
Посвящается Швейцарии
В буфете на станции было тепло и светло. Тщательно вытертые деревянные столики блестели; на них стояли корзинки с соленым печеньем в бумажных пакетиках. Стулья были резные, с залоснившимися от времени, но удобными сиденьями. На стене висели резные деревянные часы, а в глубине комнаты была буфетная стойка. За окном шел снег.
За столиком под часами двое носильщиков пили молодое вино. Вошел третий носильщик и сказал, что восточно-симплонский экспресс идет из Сен-Мориса с часовым опозданием. Сказав это, он вышел. К столику мистера Уилера подошла кельнерша.
— Экспресс на час опаздывает, сэр, — сказала она. — Может быть, выпьете кофе?
— А вы не думаете, что это не даст мне уснуть?
— Простите? — переспросила кельнерша.
— Принесите кофе, — сказал мистер Уилер.
— Пожалуйста, сэр.
Она принесла кофе из кухни, а мистер Уилер повернулся к окну и стал смотреть, как падает снег на освещенную платформу.
— Вы говорите еще на каких-нибудь языках, кроме английского? — спросил он кельнершу.
— Как же, сэр! Говорю по-немецки, по-французски и на местных диалектах.
— Хотите что-нибудь выпить?
— Нет, что вы, сэр! Нам не разрешается пить с посетителями.
— Может быть, сигару?
— Нет, что вы, сэр! Я не курю, сэр.
— Это хорошо, — сказал мистер Уилер. Он снова посмотрел в окно, выпил кофе и закурил сигарету.
— Fraulein, — позвал он. Кельнерша подошла к столику.
— Что вы желаете, сэр?
— Вас, — сказал он.
— Что за шутки, сэр!
— Я не шучу.
— Тогда не надо говорить такие вещи.
— Не будем терять времени, — сказал мистер Уилер. — До прихода поезда осталось сорок минут. Если вы подниметесь со мной наверх, я дам вам сто франков.
— Как можно говорить такие вещи, сэр! Я позову носильщика.
— Носильщик мне не нужен, — сказал мистер Уилер. — Ни носильщики, ни полицейские, ни разносчики сигарет мне не нужны. Мне нужны вы.
— Если вы не перестанете, сэр, вам придется уйти отсюда. Здесь нельзя вести такие разговоры.
— Зачем же вы тут стоите? Если б вы тут не стояли, я не мог бы разговаривать с вами.
Кельнерша отошла. Мистер Уилер следил, подойдет ли она к носильщикам. Она не подошла.
— Mademoiselle! — позвал он. Кельнерша вернулась. — Бутылку сионского, пожалуйста.
— Сейчас, сэр.
Мистер Уилер смотрел ей вслед. Когда она вернулась и поставила вино на столик перед ним, он взглянул на часы.
— Я вам дам двести франков, — сказал он.
— Пожалуйста, оставьте это, сэр.
— Двести франков — большие деньги.
— Перестаньте сказать такие вещи. — От волнения кельнерша стала путать слова чужого языка. Мистер Уилер смотрел на нее с интересом.
— Двести франков.
— Какой вы противный.
— Зачем же вы тут стоите? Если б вас тут не было, я не мог бы говорить с вами.
Кельнерша отошла и направилась к стойке. Мистер Уилер пил вино и улыбался про себя.
— Mademoiselle! — позвал он немного погодя.
Кельнерша сделала вид, что не слышит.
— Mademoiselle! — позвал он снова.
Кельнерша подошла.
— Вам что-нибудь нужно?
— Очень даже. Я вам дам триста франков.
— Вы противный.
— Триста швейцарских франков.
Она ушла. Мистер Уилер смотрел ей вслед. В дверях показался носильщик. Это был тот, которому мистер Уилер поручил свой багаж.
— Поезд подходит, сэр, — сказал он по-французски. Мистер Уилер встал.
— Mademoiselle! — позвал он. Кельнерша подошла к столу. — Сколько с меня за вино?
— Семь франков.
Мистер Уилер отсчитал восемь франков и положил их на стол. Потом надел шляпу, пальто и вышел вслед за носильщиком на платформу, где по-прежнему падал снег.
— Au revoir, mademoiselle! — сказал он. Кельнерша оглядела ему вслед. "Вот урод, — подумала она. — Урод, да еще какой противный. Триста франков за такой пустяк. Сколько раз я это делала даром. Да и негде тут. Если б у него хоть капля соображения была, он бы понял, что тут негде. И негде и некогда. Триста франков. Ну и чудаки эти американцы".
Стоя на асфальте платформы возле своих чемоданов, сквозь хлопья снега глядя на огни приближающегося паровоза, мистер Уилер думал о том, что развлечение обошлось ему очень недорого. Кроме обеда, он истратил всего лишь семь франков на вино и франк на чаевые. Хватило бы семидесяти пяти сантимов. Жаль, что он не ограничился семьюдесятью пятью сантимами.
Швейцарский франк равен пяти французским. Мистер Уилер направлялся в Париж. Он был очень расчетлив, и женщины его не интересовали. На этой станции он бывал раньше и знал, что наверху там помещений нет. Мистер Уилер никогда не рисковал.
II. МИСТЕР ДЖОНСОН ОТКРОВЕННИЧАЕТ В BEBE
В буфете на станции было тепло и светло; тщательно вытертые столики блестели; на некоторых были скатерти в белую и красную полоску, а на других скатерти в белую и синюю полоску, и на всех стояли корзинки с соленым печеньем в бумажных пакетиках. Стулья были деревянные, резные, с залоснившимися от времени, но удобными сиденьями. На стене висели часы, в глубине была оцинкованная буфетная стойка, а за окном шел снег. За столиком под часами двое носильщиков пили молодое вино.
Вошел третий носильщик и сказал, что Восточно-симплонский экспресс идет из Сен-Мориса с часовых опозданием. К столику мистера Джонсона подошла кельнерша.
— Экспресс на час опаздывает, сэр, — сказала она. — Может быть, выпьете кофе?
— Если вас не затруднит.
— Простите? — переспросила кельнерша.
— Хорошо, дайте мне чашку кофе.
— Пожалуйста, сэр.
Она принесла кофе из кухни, а мистер Джонсон повернулся к окну и стал смотреть, как падает снег на освещенную платформу.
— Вы говорите еще на каких-нибудь языках, кроме английского? — спросил он кельнершу.
— Как же, сэр! Я говорю по-немецки, по-французски и на местных диалектах.
— Хотите что-нибудь выпить?
— Нет, что вы, сэр. Нам не разрешается пить с посетителями.
— Может быть, сигару?
— Нет, что вы, сэр. — Она рассмеялась. — Я не курю, сэр.
— Я тоже, — сказал Джонсон. — Это дурная привычка.
Кельнерша отошла от стола, а Джонсон закурил сигарету и стал пить кофе. Часы на стене показывали без четверти десять. Его часы немного спешили. Поезд должен был прийти в десять тридцать; час опоздания, — значит, он будет в одиннадцать тридцать. Джонсон подозвал кельнершу.
— Signorina!
— Что вы желаете, сэр?
— Вы бы не согласились поразвлечься со мной? — спросил Джонсон.
Кельнерша покраснела.
— Что вы, сэр!
— Я не думал ничего дурного. Вы не составили бы мне компанию — пойти посмотреть ночное Веве? Если хотите, пригласите подругу.
— Я не могу уйти отсюда, — сказала кельнерша. — Ведь я на службе.
— Я знаю, — сказал Джонсон. — Но, может быть, вы кого-нибудь поставите за себя? Во время Гражданской войны это часто делалось даже мобилизованными.
— Нет, нет, сэр. Я сама должна быть здесь.
— Где вы изучили английский язык?
— На курсах Берлица, сэр.
— Расскажите мне о них, — сказал Джонсон. — Там, должно быть, учились большие шалопаи? Приставали, наверно, с нежностями? Много среди них было франтов? Не приходилось ли вам встречать Скотта Фицджеральда?
— Простите?
— Я хотел бы знать, считаете ли вы студенческие годы лучшими в вашей жизни? А какую команду выставили курсы Берлица прошлой осенью?
— Вы шутите, сэр?
— Чуть-чуть, — сказал Джонсон. — Вы славная девушка. Так не хотите со мной поразвлечься?
— Нет, нет, сэр. Что-нибудь вам еще подать, сэр?
— Да, — сказал Джонсон. — Принесите мне, пожалуйста, карту вин.
— Сию минуту, сэр.
С карточкой в руке Джонсон направился к столу, за которым сидели носильщики. Они оглянулись на него. Все трое были пожилые люди.
— Wollen sie trinken?[1] — спросил он. Один из них кивнул головой и улыбнулся.
— Oui, monsieur.[2]
— Вы говорите по-французски?
— Oui, monsieur.
— Что же мы будем пить? Connais vous des champagnes?[3]
— Non, monsieur.[4]
— Faut les connaоtre,[5] - заметил Джонсон. — Fraulein! — окликнул он кельнершу. — Мы будем пить шампанское.
— Какое вам угодно, сэр?
— Самое лучшее, — сказал Джонсон. — Какое тут самое лучшее? — обратился он к носильщикам.
— Le meilleur?[6] — спросил тот, который заговорил первым.
— Непременно.
Носильщик вытащил из кармана золотые очки и стал смотреть карту. Он провел пальцем по четырем напечатанным на машинке строчкам с названиями и ценами.
— "Sportsman", — сказал он. — «Sportsman» — самое лучшее.
— Согласны, господа? — спросил Джонсон других носильщиков. Один из них кивнул в ответ. Другой сказал по-французски:
