Камни Флоренции - Маккарти Мэри

Впрочем, победительная поза Козимо повлияла скорее на скульптуру, чем на реальную жизнь: на мировой сцене, занятой Франциском I, Генрихом VIII и Карлом V, ему выпала второстепенная роль; Козимо женился на дочери наместника Карла, и тот постоянно тянул из него деньги. Титул значил для него так много, что ради него он выдал папе протестантского реформатора Карнесекки, своего гостя, человека, с которым делил стол и кров, и того обезглавили и сожгли, невзирая на слабые протесты Козимо, на Кампо дель Фьори в Риме. К тому времени, когда Козимо пришел к власти, реальная власть над Тосканой и большей частью Итальянского полуострова перешла к иноземцам. Вплоть до объединения Италии в 1860 году управление Великим герцогством осуществлялось не согласно воле его народа, а согласно воле европейских правителей, а те, после смерти последнего из Медичи, передали ее Лотарингскому дому, то есть австрийцам.

Великие герцоги, правившие после Козимо, вряд ли достойны называться тиранами. Это были, скорее, крупные землевладельцы, обладавшие немногими добродетелями и многими пороками, присущими их породе; они правили обширной и бедной территорией, поставлявшей зрителей для их однообразных, дорогостоящих и лишенных вдохновения празднеств. Среди великих герцогов встречались и просвещенные, но и их в большинстве случаев отличали жадность, непорядочность, распутство, лень, слабоволие, тупость, провинциальность, ханжество или полнейшее нежелание исполнять своих обязанности, как, к примеру, мужа императрицы Марии Терезии Франца Лотарингского. Впрочем, правление австрийцев пошло на пользу Тоскане. Австрийцы осушили Маремму, топкую прибрежную область, тянущуюся от Пизы до Гроссето, с римских времен считавшуюся бесплодной и дикой землей, к тому же рассадником малярии; они поощряли развитие земледелия и проводили экономические реформы. Под властью австрийцев Тоскана стала постепенно сбрасывать тупое оцепенение. Царствование последних великих герцогов Медичи было отмечено супружескими ссорами, ханжеским следованием религиозным обычаям (лицемерный Козимо III, прославившийся гонениями на евреев, объявил праздничными столько дней, что лавки при нем были закрыты по полгода), пьянством и бесконечной чередой мальчиков-«фаворитов»; главной чертой, искупающей все вышеперечисленное (последние представители семьи, в конце концов, сумели воспитать в себе и положительные качества), стало поощрение развития естественных наук. Один из великих герцогов, Фердинанд II, ученик Галилея, сконструировал жидкостный термометр, а его брат, кардинал Леопольд, также ученик Галилея, основал Академию опытов (Accademia del Cimento, слово cimento значит по-итальянски «испытание», «риск», «проверка») — первую в Европе академию, занимавшуюся исследованиями в области экспериментальной физики. Его коллекции, ранее хранившиеся во дворце Питти, сейчас находятся в Музее истории науки, а среди экспонатов можно увидеть не только телескоп Галилея и линзы, через которые он впервые увидел Юпитер —. «планету Медичи», — но также и средний палец его правой руки в стеклянном сосуде.

Что касается вкуса последних Медичи, то они вообще тяготели к разного рода странностям. Их архитекторы хранили верность старинному типу зданий, так что даже форт, например, Бельведере, чья коричнево-кремовая коробка с часами наверху и с привлекающими внимание окнами нависает над городом, похож на простой укрепленный фермерский дом; однако внутреннее убранство и сады отражают истинные склонности владельцев и их окружения — склонности ко всему необычному, экстравагантному, к безмолвной причудливости Природы, превращениям, к колоссальным белым статуям, похожим на огромные вырезанные из бумаги молочные бутылки и рожки с мороженым на американских рекламных стендах или на человечка с рекламы шин «Мишлен», к уродливым фантазиям в стиле рококо, якобы изображающим морские раковины, и нелепым формам подстриженных деревьев, к каменным статуям домашних собак в натуральную величину, украшающим стены или газоны, словно в предвкушении викторианских скульптур животных, к гротам и пещерам с искусственными сталактитами и сталагмитами, к «образцам» деревьев и малахиту, порфиру, алебастру, халцедону. На английских путешественников восемнадцатого века, например, Аддисона и Джона Ивлина, произвели впечатление герцогские зверинцы (судя по всему, таковых было два или три, один — возле башни Бельфри, один возле дворца Строцци, и еще один, вероятно, возле церкви Сантиссима Аннунциата); кроме того, в садах великих герцогов и в их жилищах часто встречались изображения животных, напоминавших носорогов или гиппопотамов. Например, в знаменитом саду Оричеллари, куда перенесли Платоновскую академию и где, как рассказывают, Макиавелли читал вслух свои «Рассуждения», стояла статуя циклопа Полифема высотой почти в двести пятьдесят футов, а также имелась пещера одноглазого гиганта, где среди искусственных сталактитов расположилась вся семья циклопа, огромная копия Пантеона с макетами классических могил академиков, и псевдонекрополь. На тосканских холмах прижились тщательно изготовленные копии чудес природы и абстрактные фигуры-олицетворения; так, на вилле делла Петрайя в Кастелло, принад лежавшей Медичи, в саду стоял бронзовый фонтан, представлявший Флоренцию, которая выжимает воду из своих волос, а на соседней вилле ди Кастелло, также собственности семьи Медичи, были грот со сталактитами, бронзовыми животными и пруд для разведения рыбы, украшенный гигантской статуей, которую называли «Апеннины». В коллекции Академии опытов можно посмотреть на медицинские термометры в форме черепахи.

Как рассказывал другой путешественник, на вилле Амброджиана, вблизи Эмполи, Козимо III собрал особую коллекцию картин, написанных для него «одним из лучших флорентийских художников», и содержавшую очень точные изображения сотни редких животных, «четвероногих и летающих», в том числе двух двухголовых телят и одной двухголовой овцы, «а также записи о том, когда и где они родились и сколько прожили»; были там также «портреты» необычной формы и чудовищных размеров фруктов и деревьев. Эта коллекция уродств, собранная с целью увековечить память великого герцога, судя по всему, была утрачена, и в настоящее время на вилле размещается лечебница для душевнобольных преступников.

Тот несколько вульгарный вкус в украшении интерьера, который сегодня приписывают среднему классу, судя по всему; напрямую восходит к Тоскане времен великих герцогов Медичи. Из флорентийского искусства чинквеченто с его тончайшим мастерством, его доведенной до совершенства способностью к имитации, хлынул настоящий поток безвкусицы, не иссякающий и по сей день. Внутреннее убранство великогерцогских дворцов и вилл поражает изобилием уродливой роскоши, и трудно представить себе, что создавалось оно в тот же период, когда Палладио строил классические виллы в Венето. Флоренции вообще свойственны такие странные скачки во времени, и, посещая какие-либо из вилл великих герцогов, можно вдруг перенестись в викторианскую эпоху или во времена президенства Маккинли [82]; существуй в ту пору кружки-тоби [83] или швейцарские барометры, великие герцоги обязательно стали бы их коллекционировать.

При Козимо I «второстепенное», ничем не сдерживаемое декоративное искусство переживало расцвет, и это, без сомнения, имело политическое значение: отказ от нормальной человеческой шкалы ценностей (отсюда же и отказ проводить аудиенции) и провозглашение полной свободы действий для правящей семьи и ее прихлебателей. И именно в это время стали умирать основные виды искусства (за исключением архитектуры) — правда, случилось это не в одночасье. Флорентийское чинквеченто, казавшееся вначале самым дерзким из всех веков, внезапно скатилось в провинциальность и при мысли о Венеции, где в это время царили Тициан, Веронезе, Лотто и Тинторетто, в голову приходят только самые грустные сравнения. У этого явления было много причин. Приход к власти Козимо не мог стать главной из них, но его можно рассматривать как симптом того же истощения, которое наблюдалось и во флорентийской живописи и скульптуре.