Юрий Аракчеев - Зажечь свечу
— Простите, вы что же, хотите избавиться от меня на время? — вдруг стала догадываться Галя. — Так, что ли?
— Да ненадолго! — сказал совсем уж прежним тоном Бахметьев. — Возьми, как всегда, дней на пять, на недельку. И ты отдохнешь… А для управления это будет только лучше…
— Что?! Как всегда?..
Галю бросило в жар. Что это? Она совсем перестала понимать. Как это: для управления лучше? Что значит «как всегда»?
— Как это: для управления лучше? Вы что же, хотите сказать…
— Да нет, Галя, что ты, что ты! — замахал на нее руками Бахметьев, и в глазах его появилось прежнее выражение уверенности и силы. — Что ты! Ты совсем не так думаешь. Просто, понимаешь ли, сейчас комиссия приехала — ты ведь знаешь? Знаешь! Они страшно копаются и вообще… — Он переглянулся с Лисняком и, кажется, даже подмигнул ему, или это ей только показалось? — Они ужасно дотошные и глупые, эти ревизоры, а ты… Ты ведь, во-первых, еще не совсем вошла в курс дела — так ведь? Ты ведь сама об этом говорила! И вообще…
Галя почти не слышала его. Она изо всех сил пыталась собрать воедино свои мысли, как-то сообразить.
— Ну, так как же? — спросил Бахметьев.
Он смотрел на нее, но это был не он!
— Слушайте, — сказала она, тряхнув головой, словно пытаясь отогнать сон, — я что-то ничего не соображаю. Чего вы от меня хотите? Чтобы я ушла?
— Да нет же, господи! Ну как ты не понимаешь! Что ты артачишься? Я хочу… мы хотим, чтобы ты просто взяла бюллетень на время. Вот и все! Тебе же самой вовсе ни к чему вся эта суета с комиссией. Зачем тебе это? Ты пока отдохнешь, подлечишь горло, а мы тем временем разделаемся с этими бумагомараками. А? Ха-ха!
И он первый засмеялся своей шутке. Заулыбались и те двое, но только Гале совсем не было смешно.
— А, да делайте, что хотите, — сказала она вяло, и у нее совсем не было сил, чтобы встать и уйти.
И опять засуетились, заерзали на своих стульях все трое. Они что-то говорили, в чем-то убеждали Галю все разом, даже этот кретин Омельченко, и у Гали было такое чувство, как бывает во сне, когда за тобой гонятся, догоняют, а у тебя ноги становятся ватными и ты не можешь шагу шагнуть.
Но она все-таки нашла в себе силы, встала.
— Ладно, — сказала она. — Как вы хотите, так и будет.
И вышла.
И зашагала ватными ногами к дому.
ГЛАВА VIII
На следующий день с утра комиссия продолжила свою работу.
И чем больше разбирались в документах Сыпчук, Гец и Старицын, тем явственней вырисовывалась перед ними картина весьма неприглядная. Из пяти кварталов, документы по которым тщательно проверялись, план был не выполнен в трех. Да и в двух других едва-едва были сведены концы с концами. Однако прогрессивка аккуратно выплачивалась в каждом квартале. Премии — особенно руководящим работникам — выдавались так часто и в таком объеме, что можно было лишь удивляться неиссякаемому источнику средств в управлении. Начальник управления, например, получал премии не только из квартала в квартал, но и за внедрение новой техники, за ввод объектов в эксплуатацию, за содействие рационализации, за место в социалистическом соревновании да к тому же материальную помощь из директорского фонда. В среднем начальник управления получал по две солидные премии в месяц. Почти то же можно было сказать о главном инженере и начальнике производственного отдела.
Петя Успенский передал Гецу результаты замеров на одном из объектов, и видавший виды главный инженер растерялся. Даже если допустить, что ошибка Пети была равна ста процентам, то и тогда перепроцентаж на объекте был совершенно непомерный — стоимость выполненных работ была завышена не меньше чем вдвое. Разумеется, это нужно было тщательно проверить, но Гец был совершенно уверен, что чутье не обмануло его, а Петины приблизительные замеры только подтвердили это.
Результаты были настолько ошеломляющи, что решили даже расконспирировать Петю, — теперь в инкогнито просто не было надобности.
Нестеренко и Нефедов, которые с утра опять ездили по объектам на «Волге» Бахметьева — теперь уже по их выбору, — убедились в совершенно неприемлемом качестве работ, по крайней мере на половине из тех участков, где они побывали. То, что углядел Петр Евдокимович еще в доме отдыха, казалось настолько незначительным теперь, что он просто забыл о том. Больше того: когда ходили по некоторым из объектов, Петр Евдокимович старался не обращать внимания на мелочи, а если уж слишком бросалось в глаза, он всячески отвлекал внимание Нефедова и клонил к тому, чтобы поскорее уехать. Бахметьев совершил грубую ошибку, повезя их в первый же день в прекрасный дом отдыха.
Одно только беспокоило Петра Евдокимовича: что скажет Хазаров и как им теперь поступать.
Это же — по-своему — беспокоило и Нефедова.
И было так, словно вскрыл хирург брюшную полость больного, увидел болезнь и не знает, идти ли на риск серьезной операции или оставить все как было, зашить и, вымыв руки, уповать на судьбу.
Вечером Нефедов позвонил Хазарову.
— Пантелеймон Севастьянович?
— Да, слушаю вас.
— Это Нефедов, Пантелеймон Севастьянович… Здравствуйте.
— А, Петр Сергеевич, здравствуй. Ну, как дела ревизионные, а? Ха-ха!
«Что-то слишком весел… — отметил, поеживаясь, Нефедов. — Уж не звонил ли Нестеренко ему…»
— Ничего дела, хорошо. Даже можно сказать, очень хорошо, Пантелеймон Севастьянович. Ну вам ведь, наверное, Нестеренко звонил уже, так что… — решил Нефедов проверить.
— Да, звонил. Опередил он тебя, Петр Сергеич, в телефонных делах! Но ты не горюй. Он мне рассказывал, как ты сумел это все… Стратегию, так сказать, подвести! Стратегия — это, брат, великая вещь! А? Согласен со мной, Петр Сергеич? Ну, то-то! Небось в армии-то… В армии-то ты кем был?
«Мутит, ой мутит! Вот и имя перепутал».
— В армии я сапером служил, Пантелеймон Севастьянович.
— Сапером? Ну, это хорошо — сапером. А тут тебе такую мину разряжать пришлось, а? Ха-ха! Такую мину разряжать пришлось!
«Слишком весел, да, слишком… Пьян, во-первых. Это раз. Второе: к чему-то клонит, явно к чему-то клонит. Вот только к чему?..»
— …Так вот, Петр Сергеич, в армии-то небось с твоими минами ты и не такую стратегию городил, а? Да ну ладно, дела минувшие… Так вот какое дело, Сергей Петрович. Ты завтра ко мне в кабинет. Так? Ну вот. Завтра мы это с тобой и обсудим.
— Так когда же прийти, Пантелеймон Севастьянович? К вечеру?
— Э, нет, друг мой, нет. Зачем же к вечеру? Давай прямо с утра! Идет? Там пока твои, которые в бухгалтерии-то, пусть продолжают, а ты — ко мне. Договорились? Ну, так часиков в десять-одиннадцать… Десять тридцать, вот! К тому времени у меня совещание кончится. Идет?
