Валентин Берестов - Государыня пустыня
Рабочие сбивают лопатами пыльные кустики и отбрасывают их в сторону. Мы в центре большого светлого круга, который замкнет нас на много дней.
Удивительная вещь! Когда люди натягивают шпагат, намечая места для работы, они вряд ли помнят, что это очень древнее движение, что точно так же натягивали в старину шнур на месте будущих каналов, крепостей, тех же курганов, что таким вот образом прямо на земле, так сказать, на свежем воздухе, рождалась геометрия. И значит, столь обычное для нас движение — тоже исторический памятник, не менее древний, чем пирамида Хеопса.
А движение руки, выводящей слово за словом, знак за знаком, пришло к нам из еще более далеких времен. Что же касается первых рисунков и схем, то человеческие глаз и рука научились этому десятки тысячелетий назад, еще в первобытных пещерах.
Но раньше всего, задолго до иероглифов и рисунков, человеческий глаз начал привыкать к «чтению». Он «читал» следы зверей. И это отделяло человека от животных, которые «читают» следы носом, по запаху.
Казалось бы, самые обыкновенные наши движения, навыки, привычки, слова, в сущности, такое же наследие веков, такие же памятники человеческой культуры, как сокровища музеев, как пирамиды и Акрополь, как вот эти курганы.
На земле давным-давно не осталось ни одного скифа. Бесчисленные могилы предков, рассыпанные по степи, и ни одного потомка. Вернее, ни одного народа, ни одного человека, который мог бы с уверенностью назвать себя прямым потомком скифов. Они не вымерли. Они растворились в океане человечества. Где-то звучат их мелодии, кто-то рассказывает их сказки, в чьих-то жилах течет скифская кровь, кто-то пасет коней выведенных ими пород, кто-то вышивает на полотенцах их священные узоры, какие-то реки и горы еще носят скифские имена, а в словарях разных народов осталось немало слов скифской речи, часто еще не узнанных.
Раскапывая курганы, мы можем что-то узнать не только о скифах, но и о самих себе.
4Первые удары лопат. Первые комья слежавшегося песка. Разламываю их и вижу красноватые пятна, белую труху, легкие пористые капельки какого-то шлака. Это песок с места тризны, красный от огня костров, и остатки сожженных костей животных.
«Так как скифская земля совсем безлесна, то скифами придуман следующий способ варения мяса: жертвенное животное обдирают, очищают мясо от костей и бросают его в котлы туземного происхождения, если таковые попадутся под руку… Затем зажигают кости животных и на них варят мясо. Если котла не окажется, то мясо сбрасывается в желудки самих животных, подливают туда воды и под ними кости зажигают. Кости горят отлично, а очищенное от костей мясо помещается в желудках. Таким образом, бык и всякое другое жертвенное животное сожигают сами себя…»
Перед нами следы того обряда, о котором пишет Геродот. Чудится, что мудрый и любознательный «отец истории» совсем рядом, в том мире, где горят костры, накалившие этот песок, что ученый грек — современник того, кто лежит в нашем кургане, что Геродота и нас в эту минуту занимает один и тот же предмет.
…Сюда, где сейчас стоим мы с Королевым, гонят быков со связанными передними ногами. Вот их останавливают. Собравшаяся толпа готовится к торжественному моменту. Жрецы, став позади животных и держа концы веревок, которыми опутаны ноги быков, изо всех сил дергают за веревки. Быки с ревом рушатся на землю. И пока они падают, жрецы громко взывают к богам, скликая их на пир. Каждый из присутствующих верит, что боги услышали призыв и занимают свои места. Они любят почет, внимание и обильную пищу, эти скифские боги. Вечно голодные, они с нетерпением смотрят, как жрецы набрасывают петли на шеи животных, как убивают их, как обдирают шкуры. Для них, богов, нет ничего слаще запаха крови и дыма костров. Но вот пища готова. Жрецы снова выкликают богов, бросая перед собой куски мяса и внутренности животных. И все присутствующие на пиру уверены, что незримые гости, а вернее хозяева, ибо все жертвенное мясо отныне принадлежит им, вместе с людьми принимаются за еду…
Она живая, земля, хранящая следы человека.
5У нас свои, особенные отношения с землей. Все мы, и сотрудники и рабочие, только и делаем, что смотрим на нее. Прямо-таки глаз с нее не сводим. Бьем киркой и посматриваем. Откалываем ледорубом и приглядываемся. Копаем лопатой и глядим во все глаза. Каждую горсть земли встречаем и провожаем внимательным взглядом. Да еще норовим руками потрогать.
Чуть изменится цвет или твердость, мелькнет какой-нибудь камешек или уголек, не говоря уже о находках, и мы буквально впиваемся глазами в землю. Склоняемся над ней, встаем на колени, садимся на корточки, ложимся на бок или на живот. Лопаты в сторону! Ковыряем землю ножом и скальпелем, метем кисточками и щетками, «ведем отвал» совком или просто ладонью.
В одно и то же время мы хотим и раскопать курган до основания и оставить все на своем месте, будто никаких раскопок не было. Все взять с собой и все удержать в том же самом виде и порядке. На фотографии, на чертеже, на рисунке, в дневниковых записях.
В сущности, все наши инструменты словно бы нарочно приспособлены для того, чтобы всячески замедлить земляную работу. Это просто так, для удобства, говорится, что археологи ведут раскопки, то есть копают землю. На самом же деле они ее просеивают.
Разбитая на мелкие и мельчайшие оранжевые клеточки миллиметровая бумага, пожалуй, и есть та сеть, сквозь которую мы пропускаем содержимое кургана. На ней «оседают» и слои, и ямы от столбов, и жерди перекрытия, и находки.
Специальных археологических инструментов еще не придумано. В ожидании этого мы позаимствовали у горняков кирку, у альпинистов ледоруб, у поваров нож с круглой ручкой, у медиков скальпель, у маляров короткую кисть, у плотников уровень, у продавцов муки и крупы алюминиевый совок, у сапожников обувную щетку, а у домашних хозяек большую щетку для подметания полов (ручку у этой щетки мы сняли и метем землю сидя).
Главный же наш инструмент, конечно, лопата. Древнее прославленное орудие землекопов. Сейчас ее отовсюду вытесняют землеройные машины. Глядишь, раскопки со временем станут единственным производством, где лопата играет решающую роль. Тогда она превратится в инструмент, выпускаемый специально для археологов, а основным заказчиком и потребителем лопат станет Академия наук.
6Если археолога после раскопок попросят немедленно положить все, что он добыл, на прежнее место, он, пожалуй, возьмется за это дело: вынет дневник, распакует находки, сверится по этикеткам и чертежам, где и на какой глубине они лежали, обложится фотографиями, зарисовками и… смущенно махнет рукой.
