Луи Буссенар - Необыкновенные приключения Синего человека
Совершив головокружительный прыжок, мальчишка очутился на земле.
— Там все крепилось одной-единственной петлей. Еще небольшое усилие, и стена рухнет.
— Это, пожалуй, не годится. Мы совсем забыли об охраннике.
— Подождем ночи.
— Но уже темнеет, солнце зашло…
— Дай-ка нож, — спокойно произнес Генипа.
— Что ты собираешься делать?
— Дай!
Потом, указав на бревенчатую стену, добавил:
— Подтолкни! Я хочу выйти.
— Куда ты собрался?
— Я хочу выйти.
— Ну ладно, вот тебе нож. Бьюсь об заклад, ты решил попортить шкуру нашему охраннику.
Не проронив ни слова, краснокожий змеей проскользнул между двумя бревнами и исчез.
Не прошло и полминуты, как друзья услыхали глухой хрип, а затем удар.
Индеец появился так же бесшумно, как и исчез. Он несколько раз всадил нож в землю, как бы желая очистить его, потом протянул моряку и спокойно добавил:
— Он умер.
— Ты разоружил его?
— Я взял лук, взял стрелы, чтобы убить других!
— Итак, когда уходим?
— Нужно дождаться глубокой ночи.
— Кстати, тебе известно, что у нас есть еще один товарищ?
— Он тоже белый?
— Белый… Да, в общем, да! Если хочешь, белый… Он для нас все равно, что вождь.
— И где же он, ваш вождь?
— В клетке с синими попугаями! Это мерзавец Онса придумал. А! Каково?
— Я знаю эту клетку, это мои птицы.
— Как ты делаешь их синими?
— Даю зерно тектоап.
— Что за чертово зерно?
— Ты ничего о нем не знаешь?
— Нет.
— Когда мы освободимся, покажу его тебе.
— Не откажусь. А то ведь съедим, не дай Бог, и станем синими.
— Это зерно не страшно́ людям, только попугаям.
Внезапно голос индейца стал тихим и грустным.
— Мы скоро уходим; но сначала я хочу похоронить Тару-те-ту и маленького Киля.
— Что он говорит? — тихо спросил Беник.
— Он хочет похоронить жену и ребенка.
— Тару-те-ту?..
— Это значит: Ночное Солнце. Луна по-нашему. Бедняга! Какое несчастье! Верная жена и любимый сын…
— Скажи, матрос, а мы не поможем вождю копать?
— Я спрошу. Предложу ему.
Оба бретонца и юнга принялись за невеселую работу. Прошел целый час, пока яма, начатая Генипой, стала широкой и глубокой.
— Готово! — с дрожью в голосе прошептал индеец.
Он нащупал в темноте останки жены и сына, перенес их в могилу, засыпал землей и добавил на местном наречии:
— Здесь погребено сердце вождя урити!
Затем, обернувшись:
— Идемте, друзья! Я мужчина, а мужчины не плачут. Они мстят!
С этими словами матросы что есть силы раскачали бревна, и в конце концов стена повалилась. Путь был свободен.
Генипа вышел первым, за ним Ивон, Беник и последним Жан-Мари, с пистолетом в руке, готовый в любую минуту прикрыть отход товарищей.
Онсе и его людям надо было проспаться после пьянки, учиненной по случаю победы над урити. Бандит рассчитывал на бдительность своей охраны, ему в голову не могло прийти, что пленники сбегут.
Генипа, или Знаток кураре, как с благоговением называли его соплеменники, по лесной чаще шел спокойно и, как всегда, совершенно бесшумно. Привычная легкость вернулась к индейцу, он нетерпеливо бранил своих бледнолицых спутников, чьи ноги то и дело путались в густой траве. Топот и гомон стоял такой, что можно было принять эту группу людей за стадо тапиров.
Тем не менее компания беспрепятственно добралась до клетки, где вместе с синими попугаями обитал и Феликс Обертен.
— Окликни своего приятеля, — едва слышно обратился индеец к Бенику.
— Эй! Месье Феликс… месье Феликс!..
— Кто зовет меня? — встрепенулся Синий человек. Он расположился в углу на лежанке из листьев маиса[145].
— Черт возьми! Не так громко. Мы от них улепетнули!
— Не может быть?!
— Спасем и вас, не бойтесь! А ну, идите-ка сюда! Выбраться из клетки не так уж трудно. Наша тюрьма была посолиднее.
— Да это вы, Беник… Откуда, дружище, вы взялись?
— Человек говорит… говорит… а надо действовать, — проворчал индеец.
Но Феликс, который наконец все понял, уже вскочил, с силой выворотил бамбуковые прутья и оказался снаружи.
Разбуженные попугаи подняли страшный гам.
— Проклятые птицы! — выругался Беник. — Хорошо бы, бандиты подумали, что это лисица. А то глупые твари испортят нам все дело.
И действительно, пьяная шайка зашевелилась, в ночи послышались крики, а затем и тяжелый шум приближающихся шагов.
Беник схватился за нож, Жан-Мари — за револьвер.
— В клетку!.. — прошипел Генипа и почти втолкнул Беника в пролом, сделанный только что Феликсом.
— А ведь он прав! В клетку! — повторил Жан-Мари, в свою очередь подтолкнув Ивона.
Тогда Генипа, который, казалось, знал и умел все, издал короткий и резкий звук, похожий на крик хорька — грозы местных птичьих дворов. В результате в клетке поднялась неимоверная паника.
В лунном свете показались несколько пьяных индейцев. Держа луки наготове, они, покачиваясь, приблизились к птичнику.
Внезапно один из них громко расхохотался.
— Хорек потрошит птичек их вождя, — сказал он на своем языке.
— Да еще как! — подхватил второй пьяный голос.
— Как мы потрошили его людей!..
— Оставь в покое зверя, пусть наслаждается.
— Да, не будем его трогать. Пусть каждый живет, как хочет, и ест то, что ему нравится.
— А я хочу пить…
— И я…
— Пойдем-ка выпьем! — И оба направились к полному чану.
— Уфф! Вот это да! — Жан-Мари перевел дыхание.
— Если бы не твоя идея, дружище Генипа, — сказал Беник, — нам была бы крышка. Висели бы сейчас, как те бедняги с отрезанными руками.
— Пора! — прервал индеец. Он и бровью не повел, хотя похвалы бледнолицых наполнили его сердце гордостью.
— Куда же мы пойдем? — спросил Феликс. Он только что понял, что к их компании добавился еще один человек. Тот, что взял штурмом его клетку, мастерски изобразил крик хорька и, казалось, стоял теперь во главе импровизированного экспедиционного отряда.
— Как это ни странно, — произнес Беник, — но мы собираемся в свободную страну, где нет людоедов, крикливых попугаев и прочей нечисти.
Ведомые Генипой, они без труда добрались до берега реки, сели в пирогу, обрезав прежде веревки у всех остальных лодок, и пустились в путь. Генипа взялся за весла и вновь удивил своих спутников: он греб совершенно бесшумно.
Пирога скользила по воде так медленно, что всем казалось: проклятая деревня не удаляется, а как будто стоит на месте.
