Жюль Верн - Школа робинзонов
Годфри не мог отказать себе в удовольствии посмеяться от души, глядя на них, и по воскресеньям присутствовал на уроках знаменитого мастера классической хореографии Тартелетта из Сан-Франциско.
Действительно, зрелище было презабавное. Несчастный туземец, обливаясь потом, с невероятным трудом проделывал танцевальные «экзерсисы». При всем его прилежании и покорности не так-то просто оказалось превратить полинезийца с широченными плечами, отвислым животом и вывернутыми внутрь коленями в нового Вестриса или Сент-Леоне[35].
Тартелетт приходил в неистовство, а Карефиноту, кротко снося все муки, старался изо всех сил. Вообразите, каких ему стоило усилий встать в первую позицию! Когда же дело доходило до второй, а потом и до третьей — мучениям не видно было конца!
— Гляди на меня, куль с мякиной,— кричал Тартелетт, больше всего ценивший в занятиях наглядность.— Ноги врозь! Еще шире! Носок одной ноги приставить к пятке другой! Раздвинь колени, недотепа! Убери плечи! Голову прямо!… Руки округлить!…
— Но вы требуете от него невозможного,— вступался за беднягу Годфри.
— Для умного человека нет ничего невозможного! — отвечал Тартелетт.
— Но его тело не приспособлено…
— Приспособится! Отлично приспособится! Потом это дитя природы будет мне признательно за то, что я научил его входить в салон.
— Но ведь ему никогда не представится случай попасть в салон!
— Как знать, Годфри! — невозмутимо возражал учитель.
Учитель танцев брал свою карманную скрипку и начинал наигрывать короткие пронзительные мелодии, приводившие Карефиноту в буйный восторг. Тут уж его не приходилось уговаривать. Не думая о правилах хореографии, туземец с уморительными ужимками выделывал всевозможные коленца, прыгал, кувыркался и скакал.
А Тартелетт, глядя на резвящегося сына Полинезии, размышлял: «Не может ли быть так, что эти движения, хотя и противоречащие всем принципам хореографического искусства, более естественны для рода человеческого, чем отработанные веками па?»
Но мы отвлеклись. Оставим учителя танцев и изящных манер наедине с его философскими раздумьями и вернемся к проблеме более практической и злободневной, а именно: обитанию бурых медведей на острове Фины. Годфри, посвятивший этому вопросу все последние экскурсии, не только ни разу не встретил ни одного из опасной породы зверей, но даже ни разу не видел их следов: ни в чаще леса, ни на берегах речки, куда медведи, пантеры, львы или кто другой могли ходить на водопой. По ночам тишину ни разу не нарушали вой или рычание, и домашние животные по-прежнему спали спокойно.
«Как странно! — говорил себе Годфри.— Ведь ни я, ни Карефиноту не могли ошибиться. Нет сомнения в том, что я видел медведя и стрелял в него. Неужели тот зверь был единственным представителем своего вида на нашем острове?»
Совершенно необъяснимо! Если косолапый действительно был убит, то куда же тогда делся его труп? Годфри повсюду искал, но медведь исчез бесследно. Смертельно раненный, он мог, конечно, добраться до своей берлоги и там околеть. Но тогда на земле остались бы пятна крови… Вся эта непонятная история наводила ужас. Кажется, явись перед Годфри подстреленный им зверь с целым полчищем своих собратьев, ему не стало бы страшнее.
В первых числах ноября начался холодный сезон. Целые дни поливал дождь. Позднее, вероятно, начнутся ливни, не прекращающиеся в этих широтах неделями. Такова здешняя зима, и пора подумать, как ее пережить. Годфри вспомнил о своем намерении устроить очаг в самом дупле, чтобы обогревать его и готовить еду, укрывшись от ветров и ливней.
Он выбрал место у стенки секвойи и положил туда несколько камней — плашмя и на ребро; они-то и станут служить очагом. Сложнее было соорудить дымоход. Выпускать дым через длинное дупло, а затем через отверстие, пробитое молнией, Годфри считал неразумным. Наконец он смекнул, что в качестве дымовой грубы можно приспособить длинный толстый ствол бамбука, росшего кое— где по берегам речки.
Юноше усердно помогал старательный Карефиноту, понявший, хотя и не без некоторых усилий, что от него требуется. Они прошли около двух миль, пока не выбрали достаточно толстые бамбуковые стволы, и вместе занялись сооружением трубы. Стебли бамбука очистили от сердцевины и, подровняв у краев, вставили несколько трубок одна в другую. Получилась довольно длинная дымовая труба, упирающаяся верхним концом в отверстие, пробитое молнией. Такой очаг вполне устраивал всех, требовалось только следить, чтобы бамбук не загорелся. Вскоре в дупле Вильтри весело запылал огонь, а в воздухе совсем не чувствовалось дыма.
Они успели вовремя, ибо с третьего по десятое ноября дожди полили не переставая. Разводить огонь под открытым небом теперь стало невозможно. Всю эту тоскливую неделю Годфри и его товарищи провели взаперти, выходя из дому лишь для того, чтобы только присмотреть за скотом и курами.
Но вот оказалось, что у них полностью иссяк запас камасов, заменявших хлеб. Отсутствие мучнистых корней становилось все более ощутимым, и Годфри заявил Тартелетту, что, как только погода станет более сносной, он отправится с Карефиноту за камасами. Учителя танцев не слишком прельщала перспектива плестись две мили по мокрой траве, и он охотно остался караулить дом.
Вечером десятого ноября небо, затянутое серыми тучами, набежавшими еще в начале месяца с западным ветром, стало постепенно очищаться. Дождь начал утихать, и на закате показалось солнце. Все говорило о том, что следующий день обещает быть безоблачным.
— Завтра на рассвете,— сказал Годфри,— мы с Карефиноту отправляемся в путь.
— Желаю удачи,— ответил учитель танцев.
К ночи совершенно разошелся туман и высыпали звезды. Тотчас же после ужина Карефиноту снова занял свой сторожевой пост, который он покинул на время дождей. Напрасно Годфри убеждал его вернуться в комнату, говоря, что теперь вовсе не обязательно сторожить Вильтри, ведь ни один дикий зверь больше не показывался. Но Карефиноту не поддавался никаким уговорам, и Годфри вынужден был отступиться.
На другой день погода действительно благоприятствовала островитянам. Около семи часов утра Годфри вышел из Вильтри — первые лучи солнца уже золотили густые вершины секвой.
Карефиноту по-прежнему стоял на посту. Он продежурил здесь всю ночь и наконец дождался Годфри. Вооружившись до зубов, они захватили с собой по большому мешку. Простившись с Тартелеттом, охотники направились к речке, чтобы затем пройти по левому берегу туда, где росли камасы.
Через час они без всяких приключений добрались до цели.
