Ю. Щербачев - Поездка в Египет
Гробницы — числом до 30—заключают каждая со одной комнате со сводами, поддержанными дорическими и другими колоннами; некоторые из колонн имеют чисто египетский пошиб, сплочены, например, из четырех стеблей лотоса и увенчаны нераспустившимися священными цветами. В полу от одного до шести колодцев; потолок и бордюр (т. е. верхний окоемок стен) покрыты довольно мелкими прямолинейными узорами, напоминающими дешевые обои, а по стенам изображены кистью всякие события. Живопись — по желтому полю, на известке — отличается грубыми контурами и отсутствием теней; в художественном отношении она много уступает барельефам Ти. Доказательством того, как Нусские живописцы сами мало надеялись на свои творческие силы, может служить любопытный факт, что над каждым одушевленным и неодушевленным предметом выставлено его название. Большая часть рисунков попорчена: в иных местах обвалилась штукатурка, в других — краски соскребены туристами, начавшими выцарапывать здесь свои имена со времен византийского владычества.
Содержание картин весьма любопытно. Всеобъемлющая поэма, изваянная по стенам усыпальницы Ти, в каждой гробнице Бени-Гассана развивается все шире и шире, пополняясь бесчисленными подробностями. Все бытовые сцены, виденные нами там, встречаются и здесь, но, кроме того, есть много нового. Представлены битвы и единоборства, акробатические упражнения и игра в мяч, палочная расправа, производимая как над мужчинами, так и над женщинами; первых традиционно «раскладывают», вторых сажают и бьют только по плечам. Виноделие передано во всех его фазах, начиная от сбора винограда и кончая кладкой бутылок в погребах. Картины охот разнообразнее, чем в Мемфисской мастабе кроме крокодилов и бегемотов, на Ниле преследуются всякие птицы — одних ловят специальными западнями, других, как например диких гусей и курочек, накрывают большими наметами. В пустыне гонятся за гиенами, львами, леопардами и антилопами. Ловцы вооружены копьями и стрелами с каменными наконечниками; собаки двух пород, борзые и коротколапые в роде таксов, сопутствуют людям. Далее, есть музыканты, играющие на арфах, на флейтах и поющие хором, карлы и калеки, дети в корзинах, ежи и заяц в клетке, цирюльник. бреющий свою жертву, не то шахматные, не то шашечные игроки (все фигуры на доске одинакового образца; противодействующие разнятся по цвету), и еще много всякой всячины, которой и не припомнишь {10}.
Самая прогулка но гробницам Бени-Гассана имеет особую прелесть: всякий раз с новым удовольствием выходишь из темных могильных покоев на воздушную террасу, в яркое сияние дня, и невольно улыбаешься и щуришься, видя с высоты ослепительную панораму Египта.
На Саидис я вернулся одним из первых. Пароходы долго поджидали отстали к. К берегу со всех сторон стекалась за бакшишем толпа преимущественно из мальчишек в грязных холщовых рубахах и девчонок, едва прикрытых черными или темно-синими лохмотьями; были и взрослые, главным образом старики и старухи отвратительного вида. Все лезло в воду, орало и простирало к нам руки. Смельчаки вороватою походкой сороки подступали но неубранным сходням к борту, но сыпались в Нил как орехи, когда кто-нибудь, шутя, грозил им с палубы. Туристы бросали в реку медные деньги, не имеющие и здесь почти никакой цены, а в Каире вовсе изъятия из обращения: ими нарочно запасаются для путешествия в Верхний Египет. Арабы — одни по колено, другие по пояс, третьи по шею в воде — мешаясь в общей свалке, ловили их на лету, доставали со дна, вырывали друг у друга и в заключение проворно прятали за щеку. Возгласы: «бакшиш» и «катархерах кетыр», [53] рев детей, обиженных старшими, вопли и стоны какого-то сумасшедшего или юродивого, сливались с плесканием воды и шумом рвущегося наружу пара. Для нашего развлечения Анджело, отрешившись от обычной солидности приемов, шутил всякие забавные шутки над Арабами, обливал их помоями, осыпал золой или с добродушнейшею улыбкой кидал им монеты, предварительно раскаленный на плите.
Случалось, толпу внезапно охватывало смятение, крики смолкали, и Арабы, лопоча ногами по воде, как стадо испуганных гусей, выносились на берег, с тем, чтобы лететь без оглядки полем в рассыпную. Страх был не без причины: его вселял в трусливые арабские души один из драгоманов, не наш старый кроткий Сафи, а молодой надменный и дерзкий Мехмед с Бгзсеры, тип египетского драгомана, гроза Арабов и нередко бич самих путешественников. Притаившись на том пароходе, он как хищник следил за движениями буйной орды и, выбрав мгновение, неслышным прыжком соскакивал на землю. Но опасливые Арабы, учуя вовремя беду, избавлялись стремительным бегством, и ему удавалось зацепить арапником разве какую-нибудь дряхлую старуху или малого ребенка. Пока топот босых ног стихал в отдалении, Мехмед, постояв на месте, медленно, в сдержанной бешенстве, возвращался в засаду, как промахнувшийся тигр смущенный неловким нападением. А феллахи, победив робость, снова сходились поодиночке к пароходам, и через три минуты опять подымались, шлепанье, драка в воде и крики: «катархерак кетыр!» «бакшиш»!
Этими криками при каждой остановке нищие жители плодоноснейшей в свете страны красноречиво оповещают нас, что подати и дополнительные сборы взяты с них вперед, за несколько будущих «урожайных» лет.
Час спустя, мы проходили около прибрежного дворца хедива. Путешественники, три дня не видавшие ничего похожего на европейскую постройку, внимательно рассматривали его в бинокли.
В то время, как Бехера и Саидие запасались углем на западном берегу в местечке Рода, мы посетили еще сахарный завод, чуть ли не больший вчерашнего, но на противолежащие развалины Антинои, {11} за недосугом не поехали.
Если мы и пропускаем много интересного, то винить в этом некого: пески и скалы Египта с их гробницами и храмами представляют долгую, в несколько сот верст хартию, в которой так мало пробелов, что её во век всю не прочитаешь.
Близ Монфалута к Нилу надвигается каменною стеной Джебель-Абу-Фода; здесь сильные порывы ветра буровят Нил, рвут паруса и ломают мачты, а порою совсем разбивают суда о скалы. Дагабии быстрыми чайками проносятся мимо и ни за что не решатся, сложив свои белые крылья, отдохнуть у берега. Чтобы не быть застигнутыми темнотой в Абу-Фодских воротах, пароходы остановились засветло, где случилось, вдали от селений и городов, и программу завтрашнего дня нам привелось услышать на убраном поле дурры, куда мы настоящими Ливингстонами вышли навстречу г. Кука по ступеням, наскоро выкопанным в береговом обрыве.
«Завтра воскресенье, возгласил мистер Кук — и для туристов это было настоящею новостью, так как они перезабыли дни недели;—надеюсь, что путешествующей с нами Reverend gentleman (т. е. пастор) не откажет спутникам в поучительной беседе; впрочем в Сиуте — мы приходим туда к полудню и стоим до вечера — есть протестантская церковь. Позавтракав, уважаемое собрание едет осматривать город и затем гробницы в Ливийских горах. В Сиуте мы встречаемся с обратным пароходом (из Ассуана), и находящееся на нем пианино будет перенесено на Саидие, а сегодня после обеда саидское общество приглашается на Бехеру испробовать тамошний инструмент.»
