Эдуард Говорушко - Садовник
Как славно, что американская земля приютила и дала возможность делать добро многим русским людям. Я думаю сейчас о Толстовском фонде, где в доме престарелых скончалась княжна Вера Константиновна Романова.
Она унаследовала прекрасные душевные качества своего отца, князя Константина Константиновича (К. Р.), она как бы продолжила его последнюю в жизни трудную работу - начальника военно-учебных заведений России. "Отцом всех кадет" называли ее отца. "Старшей сестрой кадет" называли княжну русские кадеты за рубежом, которым пришлось пережить эвакуацию из России, быть сиротами, взять оружие в руки в четырнадцать лет, потерять надежду на возвращение на родину, осваивать чужие нравы и обычаи. Молодежи нужно было вернуть нравственные ориентиры. Нужно было их закрепить в детях и внуках эмигрантов. Все, что могла, делала Вера Константиновна для военной молодежи. В 1996 году, узнав, что у нас возрождаются кадетские корпуса, ее высочество княжня Вера Константиновна написала: "Мне хочется, чтобы кадеты, суворовцы и нахимовцы прониклись идеями воспитания целого поколения молодых русских людей, посвятивших жизнь свою военному делу".
В США чествовали ее как символ завершения эпохи. Она - последняя из Романовых, родившихся в России, последней носила титул княжны Императорской крови. К ней последней могли с полным основанием обращаться "ваше высочество". Если строго следовать законам престолонаследия, именно Вера Константиновна могла претендовать на российский престол. Недаром во время ее отпевания было сказано, что с этого момента русский народ остается наедине с самим собой в своих монархических упованиях. В отпевании приняли участие все иерархи зарубежной Русской Православной Церкви. Похоронили Веру Константиновну на самом большом русском кладбище Америки, на территории женского Новодивеевского монастыря, что в часе езды от центра Нью-Йорка.
Я, в свое время опубликовав книгу об отце Веры Константиновны, хотела написать историю жизни и любви ее сестры Татьяны, тоже похороненной вдали от России. Но все как-то не получалось. И вдруг в день печального известия, пришедшего из США, о кончине княжны Веры происходит следующее. Моя знакомая, очень верующий человек, решила навестить на окраине Москвы знакомого священника. Маленькая церковь, находящаяся на кладбище, была пуста. Она помолилась своей святой - Елизавете - и села на лавочку ждать батюшку. Вдруг легкое движение, она оглянулась и увидела у иконы женщину, хотя в храм вроде бы никто не входил. "Вас зовут Елизавета?" - спросила она. "Нет, я Татьяна. Елизаветой звали мою мать", - был ответ.
...Телевизор сообщал, что со смертью княжны Веры закончилась ветвь Константиновичей из царского рода Романовых. Моя знакомая, прибежав в этот момент ко мне, нервно утверждала, что в храм никто не входил - откуда же появилась Татьяна, молившаяся Елизавете? Для меня же как знак, данный свыше, прозвучали вместе все три имени... И сложился не выдуманный, но не получавшийся раньше сюжет - Татьяна и Багратион*.
Подумать только: мы говорим с симпатией о женщинах царского рода Романовых. И не шепотом. А на огромном расстоянии, через океан. Эти русские женщины объединяют не только нас, русских, вдали друг от друга находящихся, но и земли по обе стороны океана.
Не знаю, кто эта американка, величаво и искренне говорившая по телевизору из Нью-Йорка слова памяти о княжне Вере Константиновне Романовой. Но даже если корни у этой женщины русские, взрастила ее американская культурная почва, над которой не иначе как веет мысль Толстого: "Нет величия там, где нет простоты, добра и правды".
Женские истории. Сексу предпочитают сон
Когда в Риге думал о предстоящей американской жизни, то был уверен, что легко оставлю все позади: и свою довольно привольную жизнь в Латвии, и профессиональные амбиции, и друзей. И посвящу себя лишь семье - жене, дочери и внукам. И сделаю так, чтобы им было спокойнее и легче жить. К сожалению, не получилось безмятежного семейного существования: во все стороны поперла неудовлетворенность. Оказалось, со мной проблем у всех намного прибавилось. Тем более что я еще и упрям до занудливости, и нетерпелив, мне все вынь да положь прямо сейчас: право на работу, номер в социальной службе, права на вождение, работу, машину, грин-карту... И решение всех этих проблем ложится на плечи моей дочери Юли, русской американки. Мы без нее очень часто не можем сдвинуться с места: не хватает языка, знания ситуации.
Да еще так называемые нештатные ситуации. Только Юля расхлебалась с Наташиной аварией, как вдруг и я разбил свою машину. Вышел живым, но изрядно ударенным, а моя "тойота" разбита так, что не подлежит ремонту. Могло быть и хуже. Потому что я на короткий миг заснул за рулем и, естественно, не среагировал на изменившуюся дорожную ситуацию: девушка в джипе вдруг затормозила, объезжая стоящую на дороге машину. Я врезался в нее и автоматически был признан виновным, хотя нашелся свидетель, который подтвердил полиции, что у меня не было никаких шансов избежать столкновения. Между прочим, когда я рассказал об этой аварии по телефону моему младшему брату Георгию, который сейчас живет в Белоруссии, в Жлобине, реакция его была совершенно для меня неожиданной: "Ты что? Еще не хватало помереть на чужбине!"
Может быть, уже действительно пора задуматься и о том, где помереть, где быть похороненным?
Все восхищаются моей дочерью Юлей. Мы тоже гордимся ею. К сожалению, в домашней обстановке ей иногда изменяет терпение, не достает сдержанности по отношению к нам и нашим здешним проблемам. Бывает, и не знаешь, с какого боку к ней подъехать. Мы же без нее очень часто не можем сдвинуться с места. Я вот по своей глупости, не посоветовавшись с Юлей, сэкономил и сделал на машину одностороннюю страховку. Мало того, что потерял деньги, так еще и принес дочери излишние заботы по утряске различных формальностей со страховой компанией, ремонтной мастерской и т. д. И все Юля, Юля, Юля.... Благодаря ей я получил наконец и грин-карту. Другие нанимают для этого дела юриста. Юля все сделала сама, и безупречно. В общем, Юля молодец. Работа, двое детей, для которых она все делает по максимуму, не давая себе никаких поблажек. Недосыпает, не расслабляется. А тут еще и мы с нашими заботами. Ведь даже с письмом из любого американского офиса (а их приходит жуткое количество) мы без нее не можем решить, то ли сразу выбросить, то ли в нем какое-то стоящее предложение. Смешно сказать, ей пришлось вступить в телефонные переговоры и по поводу моего увольнения с работы в супермаркете: там не хотели, чтобы я уходил, и требовали объяснений, которых я сам дать не мог...
