Эмилий Миндлин - «Красин» во льдах
Ползком он добрался до края могилы и, уже опустившись в нее, пожал Дзаппи руку.
— Все хорошо. Прощайте.
Мариано стал на колени и обнял Мальмгрена.
Дзаппи торопил Мариано: чем скорее они уйдут, тем будет легче Мальмгрену.
Мальмгрен помахал им рукой и вытянулся на спине, как бы разминая кости. Дзаппи и Мариано, не оборачиваясь, быстро пошли прочь от могилы. Мариано не выдержал — обернулся. Он увидел, как из могилы высунулась рука Мальмгрена.
— Дзаппи, если он позовет нас, мы вернемся к нему.
Но Мальмгрен не позвал.
Они шли и шли бело-голубой бесконечной пустыней, теряя счет дням и силы.
— Мы шли как во сне, как в страшном сне, — пояснил Дзаппи. — Что я тогда чувствовал, не помню сейчас.
Как-то льдина, на которой они отдыхали, оторвалась от поля и со всех сторон оказалась окруженной водой. В ней было не больше двадцати метров в длину и почти столько же в ширину. Они прожили на этой плавающей льдине дней шесть, все надеясь, что их льдину прибьет к ледяному полю и они сумеют на него перебраться. Но случилось иное: трещина разделила их льдину надвое, пополам. Мариано едва успел прыгнуть на половину Дзаппи. Вдвоем они очутились на крошечной льдине, в десять метров в поперечнике. Они остались на ней, отрезанные широкими каналами…
С этой льдины их подобрал «Красин».
…Дзаппи охотно прервал свой рассказ, как только Ксения вбежала в кают-компанию, докладывая, что ванна готова. Его отвели в лазарет. Доктор был занят Мариано, уже лежавшим на койке.
Фельдшер Анатолий Иванович ввел Дзаппи в ванную комнату и стал его раздевать. Он стащил с его ног тюленьи мокасины, обвязанные веревкой. Веревка намокла. Фельдшер долго не мог ее развязать. Когда веревка была развязана и промокшие мокасины сняты, фельдшер с удивлением обнаружил под ними еще пару сухих мокасин. Под вторыми мокасинами были надеты две пары шерстяных чулок. Потом стал снимать с Дзаппи брезентовую рубашку. Под рубашкой оказалась меховая куртка и вязаная шерстяная рубаха. Дзаппи остался в меховых брюках и теплой рубахе. В ванную вошел Орас. Дзаппи вынул из кармана компас Мальмгрена и, положив его на стул, объяснил, что должен передать этот компас госпоже Мальмгрен в Стокгольме. Потом он извлек из карманов бумажник, двое часов, какие-то мелочи, снял с себя широкие брезентовые брюки, затем брюки из плотного материала на белом меху.
— Брюк, брюк сколько! — ахнул фельдшер, увидев на Дзаппи третьи брюки, из коричневого сукна. Наконец итальянец полез в теплую ванну. Лицо его выражало необычайное блаженство.
— Карашо, — повторял он. — Карашо.
Орас удивился:
— Вы знаете русский язык, сеньор Дзаппи?
Дзаппи сказал, что бывал когда-то в России — в Одессе, в Омске, во Владивостоке — и знает несколько русских слов.
Фельдшер Щукин, глядя на груду снятых с Дзаппи вещей, качал головой и вопросительно смотрел на Ораса. На соседнем стуле лежало почти втрое меньше вещей, бывших на Мариано. Фельдшер сделал опись и передал их Орасу.
Вот эта опись.
«Список вещей капитана Дзаппи:
Шапка меховая. Рубашка брезентовая с капюшоном. Рубашка меховая. Рубашка вязаная шерстяная.
Теплое белье. Брюки брезентовые. Брюки меховые. Брюки суконные. Тюленьи мокасины — верхняя пара. Тюленьи мокасины — нижняя пара. Шерстяные носки — нижняя пара. Теплая комбинация.
Список вещей Мариано:
Рубашка меховая. Рубашка вязаная. Брюки суконные. Носки шерстяные — одна пара. Теплая комбинация».
Разумеется, фельдшер Щукин не утерпел, и сделанная им опись одежд стала известна всем участникам экспедиции. Дзаппи не мог пожаловаться на отношение экипажа нашего корабля к обоим спасенным.
Но, что и говорить, между собой красинцы не скрывали своих антипатий к Дзаппи.
Еще меньше симпатии к Дзаппи вызвал его рассказ о смерти Мальмгрена. Как они с Мариано могли оставить Финна Мальмгрена умирать в ледяной пустыне! Как могли согласиться взять его долю провизии! Как мог Дзаппи принять от Мальмгрена его одежду! И, наконец, почему, приняв эту одежду, взял ее только себе, не поделился ею даже со своим спутником Мариано!
В это время нам еще не было известно о том, что, прощаясь с Мальмгреном, доктор Бегоунек дал ему письма для своей сестры и своей невесты. Эти письма должны были находиться в одежде Финна Мальмгрена.
Однако в одежде, которую Дзаппи снял с себя, писем Бегоунека не было. Где же они?
После ванны Дзаппи почувствовал слабость. Его перевели в лазарет. Доктор предписал ему сон и направился к нам в кают-компанию. Здесь уже шли горячие споры.
Штурман Брейнкопф утверждал, что весь рассказ Дзаппи — выдумка. По его мнению, Чухновский действительно видел на льдине троих. И третьим был мертвый или убитый Мальмгрен. Брейнкопф был убежден, что Дзаппи поспешил спустить труп Мальмгрена под воду. С ним спорили, но штурман настаивал на своем.
Доктор и Самойлович не соглашались с Брейнкопфом. Брезентовые брюки, распластанные на льдине, с самолета нетрудно принять за лежащего человека.
— Пусть так, — пожимал плечами доктор Средневский. — Но могу поручиться, что Дзаппи и Мариано питались неодинаково. Слишком много неясного в поведении Дзаппи. Вначале Мариано порывался что-то сообщить мне. Но я заметил, как Дзаппи по-итальянски приказал ему замолчать. Тайна окружает отношения этих людей. И никогда, никогда человечество не узнает правды о смерти Финна Мальмгрена!
— Разве только в одном случае, — сказал профессор.
— Например?
— Если Мальмгрен лежит в ледяной могиле, то течения океана могут принести эту могилу к берегам Гренландии. Ее могут также повстречать какие-нибудь будущие экспедиции… Но на это мало надежды.
— Я верю, что тайна откроется, — настаивал штурман. — Все тайное становится явным.
— Не всегда, — возразил Самойлович. — Арктика умеет хранить свои тайны.
* * *
В лазарете был полумрак. Фельдшер Щукин сидел возле спасенных на клеенчатом темном диване.
Дзаппи позвал его. Он произнес слово, которого фельдшер не понял. Тогда итальянец, опираясь на руку, приподнялся с койки и другой рукой указал на зеркало, лежавшее на столе. Щукин подал зеркало Дзаппи…
Человек долго вглядывался в обросшее бородой лицо и не верил своим глазам.
— Это командор Дзаппи? — спрашивал он на ломаном русском языке.
Хлопотливый и добрый Щукин кивал головой и говорил, улыбаясь:
— Да, товарищ Дзаппи, это вы и есть!
— Товарищ?
Дзаппи шевельнул бровями. Он приподнял голову над подушкой, посмотрел на Щукина и сказал:
— Я офицер! Не сметь… Не товарищ!