Дмитрий Смышляев - Синай и Палестина. Из путевых заметок 1865 года
В верхнем этаже главного корпуса помещаются квартиры для членов Духовной Миссии, комнаты на случай приезда важных лиц и библиотека. Последняя пожертвована Великим Князем Константином Николаевичем[59]. Мне сказывали, что она получена еще пока не вся и что в полном составе будет заключать будто бы до семнадцати тысяч томов. Я часа три рылся в грудах книг, еще не приведенных в порядок, не уставленных на места и не имеющих каталога. Я видел здесь издания русских ученых обществ, роскошные ученые издания на иностранных языках, Тишендорфов Синайский кодекс книг Нового Завета и т. д. Вероятно библиотека иерусалимская будет заключать в себе полное собрание европейских и американских сочинений о Святых местах на Востоке, а равным образом все известные карты, планы и виды местностей и городов, способствующие всестороннему знакомству с Святой Землей. В нижнем этаже помещается приют первого класса для русских путешественников. В нем есть комнаты для семейств и для одиноких посетителей Иерусалима. И здесь нельзя не отдать справедливости строителям и распорядителям приюта. Все просто, без всякой роскоши, но удобно, уютно. Самая мебель приспособлена так, что ничего нет лишнего, но есть все необходимое. В больших семейных комнатах устроены камины, каменные полы устланы коврами; в комнатах для одного лица – небольшие кафельные печки, полы покрыты камышовыми циновками. Все комнаты содержатся очень чисто, снабжены железными кроватями с хорошими тюфяками; постельное белье, полотенца и байковые одеяла также даются от приюта. К этим комнатам принадлежит общая столовая. Желающие могут иметь обед от экономки из четырех блюд за пятьдесят копеек. Далее, в том же этаже, следуют комнаты архитектора, смотрителя зданий, почтовая экспедиция и помещение для русских странников духовного чина. Подвальный этаж занят кухнями и складочными помещениями.
Другой, одноэтажный, корпус, находящийся на севере от описанного, занят мужским приютом второго класса. Странники размещены здесь весьма просторно; для каждых двух человек дается особая комната. Благодаря неопрятности странников, помещение это довольно грязновато. В северо-восточном углу ограды тянется длинный, также одноэтажный, корпус женского приюта второго класса, выстроенный в виде печатной литеры «Т». На юге, в линию с ним, находится одноэтажное здание, первоначально назначавшееся для бань, но отделанное для помещения консульства. В нем устроены квартиры консула, секретаря и его канцелярии. Еще южнее, в небольшом отдельном домике, помещается драгоман консульства, а на западе, в другом здании – квартиры кавасов и привратника.
Говорят, возведение всех этих зданий с приобретением под них земли, равно покупка двух участков земли в городе, оставшихся без употребления, и устройство приютов в Яффе, Назарете и Каифе, обошлось в большую сумму, около девятисот тысяч рублей.
Говоря о приюте для русских поклонников в Иерусалиме, нельзя умолчать и о самых поклонниках.
Смиренный прошатай милостыни, шатун, побывавший в Соловках и перерезавший, с котомкой за плечами, Россию с севера на юг, возбуждая к себе участие простых людей умилительными рассказами о предпринятом подвиге поклонения Святым местам Палестины, – русский странник за границами России совершенно перерождается. Он становится груб и неприступен; слова молитвы, привлекавшие к нему участие в отечестве, сменяются бранью и наглыми выходками. Если, признав его в толпе за земляка, вы подойдете к нему и, желая завязать разговор, спросите: откуда он, – то почти всегда рискуете услышать в ответ: «А тебе что за дело?» Очень естественно, что подобная любезность не поощрит вас на дальнейшие попытки к сближению и вы будете избегать встречи с полудикими соотечественниками. Взаимные ссоры и препирательства не прекращаются в этой толпе, которая валит к Святому Граду, возбуждая к себе общее отвращение своей грубостью, неизобразимой нечистоплотностью и озорничеством. Находя в Иерусалиме прекрасные даровые помещения, странники не спешат обратным путешествием. Питаясь хлебом, луком и ракою (водкою), они бродят по церквам и монастырям, видимо, безучастно относясь к святыне, для разнообразия озорничают, а на верхосытку развлекаются любовными делами. Совершая таким приятным манером свой подвиг, странник не теряет из виду и своих материальных интересов. Осмотревшись и познакомившись с благоприятными в этом отношении для себя условиями, он, на скопленные из подаяний гроши, которые в общем представляют изрядную сумму в несколько сотен рублей, закупает в Вифлееме перламутровые образа, четки и тому подобное и, присоединив к ним различные камушки, раковины, ветви растений и т. д., спокойно выжидает времени обычного путешествия в Назарет, чтобы, совершив его, отправиться обратно в Россию, идти, может быть, снова в Соловки, распродавая по пути дорогой ценой свои коллекции в качестве святынь и рассказывая небывалую историю приобретения каждой мелочи, а потом, заручившись необходимой для нового путешествия суммой, опять отправиться знакомой уже дорогой в Иерусалим. При условиях, благоприятствующих тунеядству и разнузданности, многие таким образом обращают странствие в Палестину в промысел. В Иерусалиме вовсе не редкость встретить индивидуумов, в шестой-седьмой раз сюда прибывших. Вот верное изображение большинства русских поклонников на Востоке. Да не сочтут его клеветою; зло, мной указанное, действительно существует, немало имеет влияния на репутацию русского простолюдина в глазах иностранцев, не бывавших в России, и не может не вредить делу православной пропаганды между мусульманами и евреями, имеющими пред собою примеры такого благочестия и уважения к христианским святыням. Я сказал уже, что слова мои относятся к большинству странников; они не должны быть поэтому применяемы ко всем им без исключения. Бывают в Палестине десятки людей, которых влечет искреннее сознательное благочестие[60].
Средину между ними и описанным большинством занимает также немалое число личностей, которые путешествуют к Святым местам если не из корыстных видов и страсти к бродяжничеству, то, во всяком случае, по весьма наивному убеждению, что их спасет от ответа за грехи в будущей жизни самый процесс странствия. В пути они заняты вполне житейскими мыслями и заботами, хотя, будучи по природе лучше большинства странников, держат себя приличнее и воздержнее и, между собой, во взаимных отношениях, согласнее. Это просто темные люди, душа которых никогда не была озарена светом духовной истины, мысль которых никогда не возносилась до той высоты, на которой она чувствует общение с Высшим Существом, у которых чувство религиозного благоговения заменено детским безотчетным страхом пред теми вещественными предметами, которые служат лишь видимыми изображениями идеи Божества. Они вполне успокаиваются, получив в Иерусалиме от Патриарха или митрополита Петро-Аравийского лист, на котором напечатана церковно-славянским шрифтом разрешительная молитва. Это их паспорт на тот свет; они не расстаются с ним до смерти и, умирая, завещают положить его с ними в гроб. Осуждать их за такие верования бесполезно; требовать от них чего-либо большего невозможно.