Владимир Обручев - Золотоискатели в пустыне
Хун и Пао пришли в восторг от этих природных сооружений: карабкались на склоны, прятались в нишах, аукались. Их веселые голоса звенели то тут, то там, нарушая покой каменных гор.
Вдруг Пао заметил, что на склоне среди глыб заметались какие-то маленькие серые птицы, перескакивавшие с камня на камень и скрывавшиеся между ними. С вершины холма раздавалось тревожное клохтанье матери; птицы шли на него, поднимаясь все выше. Пао бросился за ними, стараясь поймать хоть одну. Хун прибежал на помощь, но птицы были проворнее, и, когда мальчики поднялись почти до вершины, вся стая вспорхнула и шумно перелетела на противоположный склон, откуда опять послышалось клохтанье.
— Что это за птицы? — спросил Пао. — Они кричат, как куры, но непохожи на них.
— Это горные курочки, — объяснил Хун. — Я видел их уже. Они очень вкусные. Жаль, что нет ружья!
Мальчики опять спустились вниз и пошли по долине, которая вскоре повернула влево. Среди голых розовых холмов открылась веселая зеленая лужайка, на которой одиноко возвышался огромный камень в виде острой пирамиды с полукруглыми нишами на боках. Его странная форма привлекла к себе внимание мальчиков. У подножия камня протекал ручеек с чистой прохладной водой. Утолив жажду, Хун и Пао залезли в ниши на теневой стороне и развалились, точно в широких креслах.
— Пора уже домой, — сказал Пао, — смотри, какие длинные тени!
— Отдохнем немного и пойдем.
Вдруг Пао заметил, что на противоположном склоне, за лужайкой, шагах в тридцати от него, из глубокой расселины между глыбами показалась голова с острыми ушами. Осмотревшись, зверь вышел, и Пао узнал в нем волка. У мальчика от страха захватило дыхание. Он хотел было крикнуть Хуну, сидевшему в соседней нише лицом в другую сторону, но спохватился, что привлечет этим внимание зверя, и застыл неподвижно. Сердце сильно стучало у него, холодный пот выступил на теле.
Волк тихими шагами, слегка переваливаясь, стал пробираться вдоль подножия холма вверх по долине. Пао следил за ним и думал: «Заметит или нет, заметит или нет?» Вдруг рядом раздался пронзительный свист. Волк вздрогнул, на мгновение присел на задние лапы, озираясь по сторонам, но затем, когда свист повторился, понесся стрелой вверх по склону и скрылся.
— Волк! Волк! — закричал Пао. — Смотри, Хун!
— Я видел его! — сказал Хун слегка дрожащим голосом. — Я сначала подумал, что это собака, и потому свистнул. Но потом, когда он присел, догадался, что это волк, и еще раз свистнул сильнее. Он трусливый, испугался. Ночью они храбрее.
Мальчики глотнули воды, чтобы смочить горло, пересохшее от волнения, и побежали вверх по долине, тревожно оглядываясь по сторонам. Уже надвигались вечерние тени. Ниши, галереи и расселины казались теперь черными, Солнце закатилось, когда они добежали до своей фанзы.
КАЛМЫКИ БЕГУТ ОТ ДУНГАН
Если бы мальчики остались в этот день в долине Дарбуты, им удалось бы увидеть картину большого переселения калмыков. Вскоре после обеда, когда Лю Пи и Мафу были на кузнице, находившейся почти на берегу реки, по дороге на дне долины появились всадники, верблюды, навьюченные юртами и разным скарбом с женщинами и детьми, табуны лошадей, стадо рогатого скота, баранов и коз. Эта движущаяся, кричащая, ржущая, мычащая и блеющая масса тянулась с верховьев Дарбуты. Для переселения с летовок на высоких лугах Джаира на зимовки в долинах время еще не настало, а в камышах по Манасу, где также зимует часть кочевников, было еще много воды, комаров, оводов и слепней, беспокоящих скот.
— Куда кочуете? Почему так рано? — спросили рудокопы, собравшиеся у кузницы и вышедшие на дорогу, когда появилась калмыцкая лавина.
— Лето кончилось, на горах холодно стало, снег, град идет, козам, баранам нехорошо! — отвечали калмыки.
Они спускались теперь с самых высоких летовок на высшей ступени Джаира, где участившиеся грозы с градом были опасны для мелкого скота, но хотели провести несколько недель до начала зимы на хороших пастбищах средней ступени в бассейне реки Богуты. Большая кочевая дорога туда шла по верховьям Дарбуты мимо рудника.
Калмыки сообщили рудокопам также о приближающейся войне. У кочевников, как говорится, длинные уши. Кочевая скотоводческая жизнь, вся тяжесть которой ложится главным образом на женщин, оставляет мужчинам много свободного времени; они поэтому любят ездить по гостям, узнавать и передавать новости, скрашивающие их однообразный быт. Всякая новость очень быстро распространяется по степи от юрты к юрте добровольными вестниками, для которых проскакать двадцать-тридцать километров к соседям — пустяки. Если новость очень интересная, каждому хочется передать ее поскорее дальше.
Вот через это «длинное ухо» калмыки узнали, что дунганское восстание уже охватило всю область Бей Лу, то есть местность вдоль северного подножия Тянь-шаня ог Урумчи до Кульджи, что малочисленные китайские гарнизоны разбиты и разбежались, что китайское население прячется в горах и пустыне, что много беглых солдат бродит по дорогам и занимается грабежом.
Большой отряд дунган, разорив город Шихо, уже идет по тракту через Майли-Джаир, чтобы захватить Чугучак и Дурбульджин, оставшиеся еще под властью китайского правительства. Это была главная причина, побудившая калмыков спуститься немного раньше с летних пастбищ на осенние, где юрты ставят ближе друг к другу.
Читатель, не знакомый с историей Китая, спросит, конечно, кто такие эти дунгане, чем вызваны их ненависть к китайцам и все жестокости гражданской войны.
Дунгане, которых китайцы называют «хой-хой», — китайские мусульмане, отличаются от китайцев не только религией, но и внешностью. Скулы на лице у них не так сильно выступают; кос они не носят, но одеваются, как китайцы, и говорят на китайском языке. Они рассеяны по всему Китаю, особенно в западных провинциях, но живут также в Китайском Туркестане и в Илийской провинции, занимаясь в основном земледелием, садоводством, а также торговлей, содержат постоялые дворы.
Ненависть дунган к китайцам объясняется главным образом теми притеснениями и ограничениями в правах, которым они подвергались со стороны китайских властей, помещиков и купцов. Поэтому в местностях, где дунгане были многочисленны (в западных провинциях Китая, особенно в Ганьсу, а также в Джунгарии), они неоднократно поднимали восстания: три раза в XVII–XIX столетиях и в четвертый раз, в Ганьсу, в начале XX века.
Наиболее длительным было восстание в половине XIX века, охватившее западные провинции Китая, Туркестан и Джунгарию, начавшееся в 1863 году и окончательно подавленное только в 1877–1878 годах. Дунгане овладели рядом городов и истребляли китайцев поголовно; спасались только те, которые соглашались стать магометанами. Подавление восстания китайскими войсками, потерпевшими ряд поражений, сопровождалось такими же жестокостями по отношению к дунганам. Европейцы, путешествовавшие по Западному Китаю в восьмидесятых и девяностых годах прошлого века, еще повсюду встречали развалины городов и селений, опустошенных во время восстания.
