Гарун Тазиев - Запах серы
За исключением немногих вулканов, «прослушиванием» которых занимаются надежные приборы, можно высказывать лишь субъективное мнение о моменте начала извержения и тем паче о его ходе, интенсивности, ритме и продолжительности. Наименее фантастические мнения высказывают как раз те, кто обладает минимумом научной строгости, не считая необходимого научного багажа и практического опыта. Но и они довольно часто не находят возможным делать какие-либо прогнозы. Чаще всего серьезные вулканологи могут честно ответить на задаваемые им любознательными или встревоженными людьми вопрос только словами: «Не знаю». Такая интеллектуальная честность кажется недопустимой некоторым профессорам, не избавившимся, несмотря на все звания и степени, от своих комплексов и пытающимся скрыть их под скорее внешней, чем действительной, уверенностью. Сии ученые мужи считают своим долгом всегда и все знать, особенно когда надо дать интервью. Отсюда комизм отдельных сообщений с мест, но также — по счастью, гораздо реже — непоследовательность мер, принимаемых компетентными органами на основании категоричных заявлений этих горе-специалистов. Так, например, в 1973 году поливали водой потоки лавы на Хеймаэе, в Исландии; в 1970 году в Пуццоле население было эвакуировано безо всякой к тому необходимости; наконец, в 1902 году в Сен-Пьере, на Мартинике, жителей не эвакуировали, а вы знаете, к чему это привело…
За четверть века вулканологических изысканий я слишком часто говорил, что мне нечего сказать, и слышавшие это люди были разочарованы моим ответом, ибо считали, будто «специалист» обязан все знать в своей области. Они ни под каким видом не могли согласиться, что в вулканологии ни один специалист не может быть категоричным, и я в первую очередь. И это не самоуничижение, а всего лишь констатация факта. Я просто пожелал бы тем, кто осведомлен не больше моего, не скрывать своего незнания под маской убежденности. Впрочем, это относится далеко не к одной области вулканологии.
Раз пять за эти четверть века у меня все же были основания дать разумно-надежное заключение относительно того, чего следовало или не следовало опасаться. Для этого требовалось благоприятное стечение обстоятельств: конкретная ситуация, накопленный опыт и ряд рациональных выводов. Так было, например, в 1958 году на Файяле, в архипелаге Азорских островов, где я смог успокоить население, потрясенное серией из 450 толчков, последовавших один за другим в течение 36 часов! Толчки эти разрушили все деревни в западной части острова и повредили дома на всем острове; в какой-то момент начались взрывы в обширном кратере вулкана Кальдейра, считавшегося потухшим. Масса клубящегося пара поднялась из этого кратера на тысячи метров и осыпала дождем тонкой белой пыли даже соседний остров Пику.
Вызвавшему меня телеграммой губернатору Файяла я смог только повторить, что ничего не понимаю. В море у западной оконечности острова продолжалось извержение Капелиньюша, которое я наблюдал за 7 или 8 месяцев до того. За это время оно увеличило поверхность острова на сотни гектаров, отвоеванных у океана сотнями миллионов кубометров выброшенного кратером базальтового пепла. Первые 4 месяца этот кратер был подводным, а потом вырос над водой. Создавалось впечатление, что на эту деятельность ничуть не повлияли ни упомянутый сейсмический криз, ни яростное, хотя и кратковременное пробуждение Кальдейры. Тем не менее я предложил губернатору подняться на этот вулкан и поискать там какие-нибудь признаки, позволяющие судить о необходимости эвакуации трех десятков тысяч жителей.
Как выяснилось, все было проще простого… У края Кальдейры с высоты около тысячи метров я увидел, что от бывшего там неглубокого озера осталось несколько луж. Дно кратера было изрезано параллельными трещинами, их направление совпадало с направлением многочисленных сбросов, замеченных мною утром того же дня, — они определяли в пострадавшей части острова границы катастрофического опускания. Объяснение напрашивалось само собой: извержение Капелиньюша за последние месяцы выкачало всю магму из подземного резервуара, который лежал самое большее на глубине нескольких километров и состоял, судя по очевидным геологическим данным, из широких параллельных расселин. Естественно, что крышка резервуара осела в освободившееся пространство. Это заняло 36 часов и вызвало 450 толчков. Отсюда и сейсмическая вспышка.
Что до взрывов, то здесь тоже все было элементарно: отдельные трещины прошли через Кальдейру и поглотили ее озеро. Температура пород спящих вулканов равняется сотням градусов на глубине в десятки, максимум сотни метров, а потому вся. низвергнувшаяся в трещины вода моментально испарилась. Значит, в этом замкнутом пространстве расширение пара могло быть только взрывным. Взрывы перемололи светлые трахиты, из которых состоит Кальдейра, выбросив в воздух белый порошок и водяные пары, что и было принято за пробуждение вулкана… Таким образом, можно было спокойно отправлять назад корабли, вызванные для эвакуации населения.
У подножия Кальбуко я тоже встретил губернатора, внешне столь же обеспокоенного, как и его коллега с Файяла, но, как мне показалось, более озабоченного своей карьерой накануне выборов (дело было до военного переворота). Правительство прислало к нему европейских вулканологов, и он усматривал в этом способ показать себя в выгодном свете. Тем не менее он был возмущен моим признанием в неосведомленности и согласился подождать прогнозов до нашего возвращения из кратера. Надо добавить, что население было сильно травмировано сошедшим накануне лахаром, хотя жертвами его оказались только четвероногие — даже их настигают грязевые потоки, движущиеся поразительно высокой скоростью.
Кальбуко
Сначала мы сделали попытку добраться до кратера своим ходом. Склоны Кальбуко испещрены таким количеством узких глубоких каньонов и ощетинились столькими пиками и башенками, что любой геолог или вулканолог может подумать будто он потух тысячи лет тому назад и с тех пор основатели подвергся эрозии. Именно здесь я убедился в том, что должен был бы уяснить себе еще в 1956 году, когда посетил на Яве Келуд: молодой и активный вулкан может быть поражен эрозией в той же степени, что и старые вулканы. Все зависит от количества и силы эрозионных грязевых потоков, а также от вязкости лав, образующих гигантские наросты и купола на склонах горы. Короче говоря, своими неровностями данный рельеф обязан подлинной, но недавней эрозии, производимой лахарами, и высокой вязкости лав, громоздящихся иногда на сотни метров над подводящими каналами.
