Майкл Такер - Италия: вино, еда, любовь
Расплатившись за макароны и куриц, я зашел на рынок и прикупил у Глории свежей руколы. Теперь можно было приступать к приготовлению пищи.
Когда курицы оттаяли, я смог рассмотреть их повнимательней. Ноги у них в длину были не меньше сорока пяти сантиметров, а туловища более поджарыми и короткими, чем у всех других куриц, с которыми до этого мне приходилось иметь дело. Казалось, они были созданы для бега. Впрочем, этим курицам не удалось убежать от судьбы — теперь им предстояло отправиться нам на ужин.
Я разрезал их вдоль, вынул позвоночник, отрезал края крыльев, после чего принялся давить их на доске, пока не услышал привычный хруст. Теперь тушки были достаточно плоскими, и я мог не беспокоиться, что они прожарятся на гриле неравномерно. Я их посолил, окунул в растительное масло и щедро натер молотым перцем. После этого я прикрыл тушки и поместил в холодильник на пару часов.
На вечер оставалось не так уж и много работы. Я медленно подогрел болоньезе (это даже хорошо, что он день отстаивался в холодильнике), после чего пошел в гостиную разводить огонь.
Очаг располагается на высоте шестидесяти сантиметров от пола, под ним находится ниша для дров, поэтому мне довольно просто наблюдать за процессом приготовления пищи. Высоту жаровни с грилем можно регулировать в зависимости от степени готовности мяса и температуры углей. Кроме того, в случае необходимости, если мне надо резко подбавить жара, я могу подбросить мелкие веточки (лучше всего обрезь с оливковых деревьев).
Я принес длинноногих, напоминающих работы Модильяни куриц, чтобы они постояли в маринаде при комнатной температуре. Затем я положил их на сетку, чтобы стекли излишки оливкового масла, а когда угли были в самый раз, поместил их на гриль. Каждые десять минут я подносил руку к углям, держа ее на уровне гриля, чтобы проверить температуру. Если я чувствовал, что жар спадал, то подкладывал веточки и брался за меха, которые купил на блошином рынке. Одновременно с помощью мехов я сдувал пепел с углей, вдыхая в них новую жизнь.
Бруно и Мейес привезли две бутылки с вином. Они накачали его из огромного кувшина, который Бруно хранит у себя в подвале. В этот кувшин регулярно подливали вина в каком-то винном кооперативе в Монтефалько. Я спросил Бруно, не может ли он меня познакомить с людьми из этого кооператива; он улыбнулся и, кивнув, ответил: «Конечно». Впрочем, по его глазам я понял, что в скором времени мне этого радостного события можно не ждать. Некоторые секреты люди уносят с собой в могилу.
Мы с Бруно взяли по бокалу с вином и отправились в гостиную смотреть, как на угольях медленно жарятся курицы. Женщин мы оставили на кухне — пусть общаются в свое удовольствие. Каролина, помогавшая нам с ужином, поставила вариться макароны и занялась соусом. Джил — специалистка мирового класса по приготовлению салатов из латука — трудилась над очередным кулинарным шедевром. Мейес накрывала на стол. Дом наполнился женским смехом и разговорами. Мы с Бруно сидели, потягивали вино и смаковали чудесную атмосферу уюта, которую создавали в доме эти невероятно красивые женщины.
— Знаешь, эту комнату можно было бы сделать и посветлее, — произнес Бруно, обводя глазами гостиную. — Я собирался снести ту стену и расширить гостиную. А потом, может, передвинуть камин на середину.
Снести стену? Ей же триста пятьдесят лет. Неужели я осмелюсь это сделать?
— Ну да. Почему бы и нет?
— Ручка есть? — осклабился Бруно.
Я принес ручку, и Бруно принялся делать набросок. Я поглядывал на бумагу через его плечо, наблюдая за тем, как наша темная маленькая гостиная превращается в роскошную, залитую солнечным светом комнату с длинным обеденным столом, за которым уместились бы все наши друзья, и уютными стульчиками у огня. В новой гостиной имелась и винтовая лестница, ведущая наверх, в новую спальню, где также был устроен камин. Бруно изобразил весь этот план в несколько взмахов руки.
— Джакузи хочешь? — Он снова осклабился.
От обилия соблазнительных вариантов у меня потекли слюнки.
— Мартин сказал, что можно…
— Да, у Мартина неплохие проекты… — оборвал меня Бруно и снова обвел глазами комнату.
Мартин — архитектор, Бруно — художник-декоратор, сотрудничающий с киностудиями. Мартину приходится иметь дело с настоящими домами, Бруно работает над картинами — чудесными картинами.
— Паста готова! — закричала с кухни Каролина.
Мы поставили перед собой пышущие жаром тарелки с тортеллини болоньезе и щедро посыпали макароны пармезаном. Я открыл новую бутылку и наполнил бокалы. Бруно отправил первую порцию пасты в рот. За ней еще одну.
— Ух ты! Молодец! Здорово у тебя получилось!
Я покраснел от удовольствия.
— Знаешь, когда мы с Мейес поженились, она стала готовить мне пасту.
— Мне пришлось за короткое время освоить премудрости итальянской кухни, — с испанским акцентом произнесла Мейес. — В противном случае он бы со мной развелся.
— Представьте, — начал Бруно, — я сижу и жду первый ужин, который приготовила мне моя жена. Причем я знаю — готовит она мне спагетти карбонара, и ей прекрасно известно, что я их обожаю с детства. Она с гордым видом ставит на стол тарелку. Что я в ней вижу? Мелкий горох — раз, прошутто вместо панчетты — два… Я не мог поверить своим глазам!
— Ты сказал, что тебе понравилось, — перебила его Мейес.
— Да, ты все приготовила очень вкусно, но это была не карбонара! В карбонару входят панчетта, яйца, сыр, спагетти. Basta cosi! Я сказал ей, что она может называть это блюдо как угодно, хоть pasta va fa'nculo, только не надо мне рассказывать, что это карбонара!
Pasta va fa'nculo, кстати, приблизительно означает «паста, которой затыкают задницу».
— На следующий день, — продолжил Бруно, — она приносит мне макароны, политые сверху американским кетчупом. «Что это такое?» — спрашиваю. А она, глядя мне прямо в глаза, отвечает: «Это pasta va fa'nculo». Больше я никогда не ругал ее стряпню.
Мы положили себе еще макарон, снова наполнили бокалы, поделились историями о кулинарных фиаско, которые напомнили мне, что пора глянуть, как там поживают курицы. Потом Джил убрала грязные тарелки и расставила чистые — для второго, а я нарезал куриц на порции: к счастью, они хорошо прожарились, но при этом не подгорели. Мейес и Каролина собирались завтра утром отправиться на прогулку в горы, и Джил напросилась с ними. Это означало, что дамы теперь могут без зазрения совести потребовать добавки.
Когда Джил поинтересовалась работой Бруно, он признался, что в последнее время стал куда более привередлив — ему все тяжелее уезжать из домика в Умбрии и переносить разлуку с Мейес. Та решительно покачала головой:
