Жюль Верн - Дети капитана Гранта
Паганель и Гленарван, как зачарованные, долго не могли оторвать глаз от этой поистине ослепительной картины борьбы небесного и земного огня. Но менее восторженный Вильсон вернул их к действительности. Деревьев, конечно, кругом не было, но, по счастью, склоны были покрыты сухим мхом. Импровизированные дровосеки сделали достаточный запас мха, а также корней растения льяретта, представляющего собой сносное топливо.
Драгоценное горючее было отнесено в казуху и сложено в очаг. Разжечь огонь было очень трудно, но ещё труднее было поддерживать его. В разреженном воздухе было недостаточно кислорода для питания огня, по крайней мере так объяснил это майор.
— Зато, — добавил он, — вода не должна будет нагреваться до ста градусов, чтобы закипеть. Любители кофе, сваренного на стоградусной воде, должны будут довольствоваться меньшей температурой, так как на этой высоте вода закипит примерно при девяноста градусах[29].
Все с огромным наслаждением выпили по нескольку глотков горячего кофе. Сушёное мясо было встречено с меньшим энтузиазмом. Вид его вызвал у Паганеля замечание, безусловно не лишённое справедливости, но не имеющее никакой практической ценности.
— Чёрт возьми, — сказал он, — бифштекс из ламы был бы здесь как нельзя более уместным! Говорят, что это животное служит отличной заменой быка и барана. Мне бы хотелось узнать, верно ли это с точки зрения… кулинарной!
— Как так, мой учёный друг? Вы недовольны ужином? — спросил майор.
— Нет, мой храбрый майор, я в восторге от него. Но это не мешает мне утверждать, что кусок дичи к ужину не был бы лишним!
— Да вы, оказывается, сибарит! — сказал Мак-Бабе.
— Принимаю это определение, майор. Но признайтесь откровенно, ведь и вы не отказались бы от бифштекса?
— Возможно.
— И если бы вас попросили пойти на охоту за ним, вы, пожалуй, не возражали бы, несмотря на холод и ночь?
— Не спорю…
Спутники Мак-Набса не успели выразить майору признательность за его всегдашнюю готовность оказать услуги, как вдали послышался какой-то рёв. Все насторожились. Это не был крик одного животного, но рёв целого стада. Шум приближался с большой быстротой.
— Неужели случай будет так благосклонен к нам, что, кроме ночлега, дарует ещё горячее мясное блюдо на ужин? — подумал вслух географ.
Но Гленарван умерил его радость, сказав, что никакое четвероногое не могло забраться в этот возвышенный пояс Кордильеров.
— В таком случае, откуда этот шум? — спросил Том Аустин. — Слышите, он приближается.
— Может быть, это шум катящейся лавины? — неуверенно проговорил Мюльреди.
— Нет, это рёв животных! — возразил Паганель.
— Пойдём посмотрим, — предложил Гленарван.
— И на всякий случай захватим с собой ружья, — оказал майор.
Все выбежали из хижины. Ночь уже настала, тёмная и звёздная ночь. Диск луны ещё не показался из-за горизонта.
Вершины гор на севере и на востоке не были видны в темноте, и взгляд различал кругом только фантастические очертания скал. Рёв — рёв испуганных животных — всё приближался. Стадо бежало откуда-то из мрака Кордильеров. Что происходило? Вдруг на путников налетела лавина, но не снежная и не каменная, а лавина живых существ, обезумевших от ужаса. Казалось, от топота их ног задрожала вся гора. Животных были сотни, может быть, даже тысячи, и, несмотря на разреженность воздуха, они производили оглушительный шум. Были ли это дикие звери из пампасов или просто стадо лам?
Не успели путники броситься плашмя на землю, как на них налетел живой вихрь. Паганель, оставшийся на нотах, чтобы лучше видеть, был мгновенно опрокинут.
В это время раздался выстрел: майор стрелял наугад в стадо. Ему показалось, что одно животное упало, в то время как всё стадо, увлекаемое неудержимым порывом, с отчаянным рёвом скатилось вниз по склону горы, освещённой отблесками извержения вулкана.
— Нашёл! — послышался в темноте голос Паганеля.
— Что вы нашли? — спросил Гленарван.
— Да мои очки! Как они уцелели в таком столпотворении, просто удивительно!
— Вы не ранены?
— Нет, только помят немного. Но что это были за животные?
— Сейчас узнаем, — ответил майор, подтаскивая к хижине только что убитую им добычу.
Все поспешили вернуться в хижину и там при свете огня в очаге рассмотрели «дичь» Мак-Набса.
Это был красивый зверь, напоминающий внешностью маленького безгорбого верблюда; у него была крохотная голова, худое тело, длинные и тонкие ноги, шелковистая, мягкая шерсть цвета кофе с молоком.
Паганель, бросив взгляд на животное, тотчас же узнал его:
— Это гуанако!
— А что такое гуанако? — спросил Гленарван.
— Вполне съедобное животное, — ответил Паганель.
— И вкусное?
— На редкость. Блюдо, достойное Олимпа. Я предчувствовал, что у нас к ужину будет свежее мясо! И какое мясо! Но кто возьмётся освежевать тушу?
— Я, — сказал Вильсон.
— А я приготовлю из неё жаркое, — ответил Паганель.
— Разве вы повар, господин Паганель? — спросил Роберт.
— Конечно, мой мальчик. Ведь я француз, а всякий француз в душе немного повар.
Пять минут спустя Паганель положил большие куски «дичи» на раскалённые уголья.
Ещё через десять минут учёный-повар пригласил своих спутников насладиться «филеем гуанако» — так пышно он назвал свою стряпню. Никто не стал церемониться, и все с жадностью накинулись на горячее мясо. Но, к глубокому удивлению географа, едва попробовав «филей гуанако», все скривили отчаянные рожи и поспешили выплюнуть недожёванные куски.
— Какая гадость! — сказал один.
— Это невозможно есть, — подтвердил другой.
Бедный учёный сам попробовал кусок «филея» и должен был признать, что это жаркое не стал бы есть даже умирающий с голоду человек. Товарищи стали подшучивать над «олимпийским» блюдом Паганеля; сам он ломал себе голову над причиной, почему мясо гуанако, действительно вкусное и ценимое гастрономами, в его руках вдруг сделалось несъедобным. Вдруг его осенила мысль.
— Понял! — вскричал он. — Я понял!
— Может быть, мясо было несвежее? — невозмутимо спросил Мак-Набс при общем хохоте.
— Нет, ехидный майор, слишком много бежало! Как я мог забыть об этом!
— Что вы этим хотите сказать, господин Паганель? — спросил Том Аустин.
— Мясо гуанако приятно на вкус только тогда, когда животное убивают в состоянии покоя; если же за ним долго охотятся, если его заставляют долго бегать, мясо становится отвратительным. Таким образом, по вкусу мяса этого животного я могу смело заявить, что оно, а следовательно, и всё стадо, прибежало издалека.
