Дмитрий Стахеев - За Байкалом и на Амуре. Путевые картины
— Мы, конечно, ваше превосходительство, всегда готовы к услугам, только знаете… оно как-то для нас неподходяще, потому мы люди торговые…
— Да поймите же вы, что мне от вас решительно ничего не нужно, кроме материальной поддержки.
— А сколько, примерно, ваше превосходительство, эта самая газета будет стоить?
— Самое пустое, — каких-нибудь тысячи три…
— Ну ладно, куда ни шло, ваше превосходительство, мы с великим нашим уважением…
— Благодарю вас, господа! Это будет громаднейший шаг в интеллектуальном развитии кяхтинского общества… Это будет служить доказательством вашего высокого, передового положения, вы первые дадите инициативу журналистике в Забайкальской области, — говорил в утешение купцам его пре-ство.
Поехали купцы от градоначальника, дали слово издавать в Кяхте газету. Через полгода явилась типография, наборщики, и самая газета, под заглавием «Кяхтинский Листок», вышла в свет. Всю работу приняли на себя несколько чиновников, составлявших штат градоначальника. В первых же нумерах успели кое-кого продернуть, между прочим попался купец Забулдыгин. Прочитал он эту самую газету и с горя запил.
— Да я его расшибу! Только бы он ко мне свой нос показал… У! На месте задушу!.. — бушевал он на весь дом, изрекая проклятия редактору.
— Эй, парень! Музыкантов!
Полночь была на дворе. Поскакал парень сломя голову за музыкантами, кое-как собрал человек пяток.
— Играй, — заревел Забулдыгин входящим музыкантам и склонил на стол голову.
Музыканты заиграли камаринскую.
— У! Рразбойник! — кричал он, вскакивая со стула и торопливо выпивая рюмку за рюмкой.
— Играй! Черт вас задави! — бормотал он, едва шевеля языком.
Начинало уже светать, когда Забулдыгин заснул под чиликанье едва игравших от усталости музыкантов.
Редактор газеты никогда, конечно, более не заходил в дом Забулдыгина.
— Вот, господа, завели мы на свою голову этот Кяхтинский Листок; за наши же деньги нас же в нем и пробирают… да недолго им потешаться-то: только бы градоначальник уехал отсюда, мы тогда по-свойски это дело обделаем… — толковали купцы.
— За грехи видно нас Господь… — вздыхая, говорил белобрысый купчик.
— Вот мы их всех проберем, — говорил редактор.
Но на счастье купцов этого не случилось, ибо в один прекрасный день редактор Кяхтинского Листка волей Божиею помре, и газета покончила свое существование.
— Ну, слава тебе Христу Богу! — с радостью говорили некоторые купцы: — теперь, господа, чтоб типография даром не стояла, мы будем печатать ведомости о количестве ввоза и вывоза товаров.
— Оно и приличнее, потому наше дело коммерческое, а эта газета для нас, прости Господи, только один грех.
— А библиотека что? — спросит читатель.
Библиотеку тоже, как вещь при торговле совершенно лишнюю, распорядились купцы свалить в пакгауз и привесили на дверях ее тяжелые замки.
Нужно сказать, что такая печальная участь постигла библиотеку и газету в то время, когда градоначальник был переведен в другой город. Во всяком случае он не допустил бы этого, потому что слишком велико было его нравственное влияние на кяхтинское общество.
X
Приехал жить в Кяхту из Тары один молодой купчик. Познакомился он со мной и с моим приятелем. Приятель мой живо сошелся с ним запанибрата и начал величать его Куликом Иванычем. Купил этот Кулик Иваныч себе лошадь и однажды вечером приходит рассказывать о ней.
— Вот, брат, у меня лошадь странная какая, — говорил он с удивлением: — черт ее знает, что с ней, только как заслышит, что кто-нибудь сзади едет — бросится как бешеная, удержать не могу!
— В хороших, значит, руках была, — подмигивая, объяснял ему мой приятель.
— В каких же это хороших руках?
— Понятно: у контрабандистов была, да вероятно чем-нибудь проштрафилась; упала, может быть, в ров, перескакивая с двумя ящиками чаю через двухсаженную ширину — вот и повели ее на базар — благо, ребра себе не переломала… Да ты, Кулик Иваныч, щупал ли у нее ребра-то? Бывает, друг любезный, и так, что она бедняга, как ухнет со всего маху на бок в овраг, так ей чайным-то ящиком пять-шесть ребер и переломит!.. Ты посмотри у своей-то лошади.
— Ребра-то у ней целы, да страшно, черт ее возьми, ездить, как бешеная бросается в сторону: намедни Собачкин сзади нагонять стал — я едва усидел в экипаже.
— А ты верхом привыкай. Может быть, после сам будешь контрабанду возить, так пригодится…
— Скажи, — спрашивал Кулик Иваныч, — ты ведь знаешь все сокровенное, — скажи, много купцов здесь контрабанду провозят?
— Как вам, ребята, сказать? Парни вы, кажись, добрые, — говорил мой приятель, в раздумье почесывая затылок, — а черт ведь к вам в души-то ваши влезет!.. Ну да уж слушайте что ли: занимаются контрабандой не наши кяхтинцы, это было бы очень для них низко, черная, значит, работа, — для этой работы в гор. Троицкосавске много всякого народу есть…
— Да ведь очень хитро, выходит, надо провозить контрабанду. У вас тут кругом всей торговой слободы идет высокий двухсаженный заплот, везде стоит стража и по всей границе тоже стража, охраняющая от ввоза контрабанды.
— Ты, мой милейший Куличек, немного ошибся и неверно выразился; вернее будет, если ты скажешь: стража, охраняющая контрабанду, — объяснил ему мой приятель.
— Как же это так?
— Да что таиться? Был со мной случай: как-то раз, в моем собственном дворе, поймали было меня, — хотел, грешным делом, через заплот переправить пудишков тридцать чаишку, тут эти Пилатовы воины — трах! Отняли они мое наживное добро, — еле увернулся. Дурь на себя накинул я, объявление в полицию подал, что вот сего числа, ночью, напали на мой дом воры-разбойники. Ну и ничего, сошло с рук.
— Так это же не доказывает, что стража охраняет контрабанду, — заметил Кулик Иванович.
— Конечно не доказывает, — с усмешкой произнес мой приятель: — а ты не будь дурак, заранее с ними повидайся, почтение свое засвидетельствуй и условие заключи, конечно на словах, а не на бумаге, что такую-то пошлину им предоставишь… Ты думаешь, что один все дело и обделаешь? Нет, батюшка Кулик Иваныч, тут при сделке-то многих подмазать надо, а то бывают грехи немалые. Купит, например, кто-нибудь из мелкотравчатых у пограничных казаков чай, заплатит им вперед деньги и за чай, и за доставку, да еще и сам при чае пробирается, вместе с казаками, темной ночью, около заплота; а казаки еще с вечера отцу-командиру своему на ушко шепнули: ваше благ-ие, мол, неугодно ли вам в 12 часу ночи на такое-то место прибыть, с шестью казаками. Его благородие, как раз в полночь, и летит им навстречу: крик, шум, выстрелы холостыми зарядами… Казаки как будто струсят и побегут, купивший чай, конечно, вслед за ними, не под суд же ему идти, а его благородие везет чай с триумфом в таможню. По дороге он к себе на квартиру завезет 7/8, а остальную 1/8 часть предъявит торжественно директору и членам, с докладом, что вот, дескать, поймали контрабанду, отбили ее после ожесточенной схватки, но контрабандисты, пользуясь темной ночью и имея быстроногих коней, скрылись. Его благородие разделит с казаками добычу и — слава Богу.
