Сергей Саканский - Автостопом по восьмидесятым. Яшины рассказы 07
Но вся беда в том, что в эти будние дни никого из соседей в особняке не было, и мы с Серегой как будто владели всем особняком полностью, только вроде как ключи от остальных комнат потеряли.
Так мы и решили сказать тем ченчинам, которых надо было в тот день на рижском взморье снимать.
Маленький беззащитный пипл Часть четвертая
Выходим мы с Серегой на рижское взморье и видим: сидят у подножия дюны, на большом клетчатом одеяле — три латышских ченчины.
Серега сказал:
— Правильно. Очень даже и хорошо, что их три: одна запасной будет.
Мы круто свернули с тропинки и бодро пошли к этим ченчинам, улыбаясь. Но, по мере нашего приближения, мы всё больше убеждались в том, что не сможем одолеть такого количества бухла, чтобы с этими страшными ченчинами фак сотворить.
На расстоянии метров двадцати от них Серега сказал:
— Это будет примерно литр рижского бальзама.
Однако на расстоянии метров пятнадцати он уточнил:
— Полтора.
Что нам бывает с полутора литров рижского бальзама, мы уже хорошо знали, но отступать было некуда: ченчины уже нас заметили и вопросительно нам улыбались.
Когда мы подошли близко и опустились на их клетчатое одеяло, выяснилось, что рюмки здесь поставить некуда, и полутора литров рижского бальзама нам будет мало, то есть — перед нами были совершенно нефакабельные ченчины: вот почему они нам так радостно улыбались. У меня промелькнула смутная мысль о Запорожье, но и Запорожье здесь вряд ли бы котировалось, ибо даже для Запорожья нужен твердый, уверенный прик, которого у нас, после более двух литров рижского бальзама быть не могло.
Уйти просто так было бы неблагородно — это значило бы оскорбить присутствующих ченчин. К тому же, наша дружба уже окрепла: мы стали играть в карты на клетчатом одеяле и уже прозвучал намек на сходить в ближайшей пивняк за пивом, ибо большая пластмассовая канистра ченчин уже подходила к концу.
И тут Серега пошел на хитрость. Он объявил, что идет в кусты, сделать пфиу, а сам, оказавшись в кустах, начала делать Джуманияза, и довольно громкого. Когда он вернулся, ченчины уже собирали свои вещи и стремились прочь с пляжа, о чем-то возбужденно меж собой по-латышски говоря, ибо противен им был Серега, который уже сейчас Джуманияза делает, и они с ужасом думали: что же будет делать этот русский потом.
Так и оставили мы наших ченчин в нетронутой чистоте своей. Вот тогда бы и сказать Сереге:
— Маленький, беззащитный пипл.
Это было бы к месту и своевременно. Но именно тогда-то он этого речения не произнес, а произнес его несколько позже.
Маленький беззащитный пипл Часть пятая
Два часа спустя мы с Серегой уже сильно жалели о том, что так запросто расстались с этими нефакабельными ченчинами, и горевали о них.
Получилось так, что мы катастрофически быстро разбухивались, и с каждой минутой совершить съем было всё менее вероятно. Сереге уже не надо было делать никакого Джуманияза, чтобы все встречные ченчины от нас шарахались. Не за горами уже был тот момент, когда мы могли превратиться в лиц в нетрезвом виде, которым, как известно, в Советском Союзе спиртные напитки не отпускались.
Опасаясь этого, мы бросили съем и ринулись в ближайший гамазин.
О, это был гамазин. Таких гамазинов мы никогда прежде не видели — ни на Украине, ни в Молдавии, ни в Эстонии, ни в Литве, ни — тем более в Белоруссии и РСФСР. Это был гамазин самообслуживания: то есть, каждый мог взять бухло прямо с полки и уже потом подойти с этим бухлом к прилавку.
Увидев такое, мы с Серегой сразу затарили свои сумки бутылочным пивом и смело пошли к прилавку. Сидевшая за прилавком ченчина спросила, сколько мы взяли пива. Мы с Серегой переглянулись.
Она не стала проверять наши сумки, а просто верила нам на слово. Это было впечатляюще стильно, чисто по-западному, будто в этой уютной стране уже победил капитализм.
Прибежав домой, мы разгрузили свои сумки и снова ворвались в этот гамазин. На сей раз мы затарили сумки вайном, а сверху положили пива, так чтобы казалось, что сумки все сплошь пивом затарены.
И снова мы ворвались в гамазин, в третий раз, словно в сказке. Теперь раз мы затарили свои сумки не только вайном, но и всяческим закусем, да так, что вайна вообще не было видно. И добрая ченчина за прилавком опять честно попросила нас перечислить тот закусь, который мы взяли.
Ворвавшись обратно на дачу, мы посчитали нашу прибыль и остались ею довольными. Кроме того, мы решили сдать пустую посуду, для чего перелили всё наше пиво в большое эмалированное ведро, а вайн разлили по стеклянным банкам.
Банки мы крышками закрыли и в холодильник поставили, чтобы вайн не испортился, а в пивное ведро, которое, понятно, в холодильник не умещалось, мы ржаного хлеба накрошили, как меня мой краснодарский дядька, дядя Саша, в детстве научил, чтобы пиво не испортилось. Это было похоже на то, как Еня Алини окрошку из Солнцедара делал, но об это речь еще далеко впереди.
Сдав посуду, мы взяли еще батл водки, на всякий случай, если крепости пива и вайна в известный момент не хватит. И вот тогда Серега заложил руки за спину и сказал:
— Вяжи.
Я взял полотенце и связал Сереге руки. Тогда Серега подошел к большому эмалированному ведру, со связанными за спиной руками, словно приговоренный к смерти, глубоко нагнулся и, опустив голову в ведро, стал хлебать замечательное рижское пиво, носом куски ржаного хлеба в ведре раздвигая.
И вот, наконец, уже тогда — насытившись и отвалившись от ведра, вытер Серега бороду о свои плечи, развернул грудь и сказал:
— Маленький, беззащитный пипл.
Маленький беззащитный пипл Часть шестая
На другое утро Сереге пришлось повторить свои слова. И вот по какому поводу.
Дело в том, что той ночью мы с Серегой все английские замки нашим универсальным ключом открыли и всю ночь по этой юрмальской вилле бегали и во всех четырех ее даблах абпруа делали, слушая, как летят наши котяхи по вертикальным деревянным шахтам этой необычной национальной конструкции. И Джуманияз нас тоже повсюду на этой вилле заставал и заставлял себя внезапно делать. Так что, эта вилла, как и должно было случиться, была превращена в то, чем она не могла не стать после нашего в ней флэтования.
И вот, наутро, бредем мы к платформе Дзинтари с бодуна и видим: навстречу нам, по тропинке средь вересковых зарослей, веселые дачники идут, которые только что с рижской электрички сошли. И идут они, тонкими звонкими голосами по-латышски переговариваясь, прямо к нашей вилле, еще не зная, во что она уже превращена.
