Януш Камоцкий - Встречи с Индонезией
Отметив на карте одно селение, расположенное недалеко от Леи, жители которого ведут довольно примитивный образ жизни, отправляюсь в деревню Чавалау, где есть школа и так называемый учительский дом, ничем не отличающийся от других домов деревни. В нем имеется три помещения: комната учителя, комната учительниц и небольшое складское помещение. Сбоку пристроена кухонька.
В этой же деревне находится тубу, место, где совершается жертвоприношение кербау (буйвола). Это земляной холм, на вершине которого — круглая площадка, обрамленная камнями. В центре лежат большие камни; здесь же на воткнутых в землю столбиках устроен плетеный помост. Ниже главного помоста расположен другой, поменьше. Кербау забивают на главном помосте. В жертвоприношениях участвуют три деревни: Чавалау, Нитунг и Леи. Последний раз этот обряд состоялся две недели назад в Чавалау. Следующее жертвоприношение будет через пять лет. Я не видел всего собственными глазами, но знаю, как все происходит, по описаниям. В последний раз в жертву было принесено два буйвола. Торжество длилось неделю (с перерывами на ночь). Все это время никто не выходил в море, а те, кто плавал, вернулись на остров. Мне сказали, что христиане не участвовали в обряде, но я не очень поверил в это.
На Палуе довольно много языческих жрецов: только в Леи их три; в Чавалау, Нитунге в Косе, на морском побережье живут жрецы, которые приносят в жертву свиней.
Национальной одеждой местных женщин является саронг. Его носят как пожилые островитянки, так и девочки. Последние иногда обматываются тканью, иногда перебрасывают концы через плечо, как это делают юноши с липами. Саронг уже липы и плотнее закрывает тело. Девочки постарше носят саронг, сложенный вдвое, и обертывают вокруг талии, не закрывая грудь, или, подогнув одну треть саронга, приподнимают его верхний край до половины груди. Обычной будничной одеждой считается саронг, которым обертывают нижнюю половину тела. Его носят с блузкой. Под тонкую прозрачную блузку надевают лифчик. Саронг в виде юбки распространен довольно широко, но чаще все-таки можно видеть саронги с переброшенными через одно или через оба плеча концами.
По праздникам девушки и женщины делают высокие прически, волосы скалывают костяными, а в последние годы пластмассовыми заколками, на руки надевают браслеты из слоновой кости, от одного до пяти на каждую. Девушки обычно носят по одному-два браслета, замужние женщины — больше, часто браслеты из слоновой кости соседствуют с серебряными. В ушах большие «адатные»[14] серьги в виде колец. Говорят, золотые, но, по-моему, это сплав серебра с золотом. Серьги носят в основном пожилые женщины, молодые редко прокалывают уши.
Мужчины чаще всего ходят в рубашках и липах, кто постарше — иногда в одних липах. В будни носят темные липы, в праздники иногда надевают светлые или клетчатые. Мальчики ходят в штанишках или, чаще, в липах, а малыши обоего пола бегают голышом, причем все они чрезвычайно грязны. Вообще одежда жителей Палуе весьма однообразна, что кажется странным для народа мореплавателей.
Местные ткани необычайно красивы, но сколько труда уходит на их изготовление. Нити, из которых делается материя, окрашивают перед тем, как начать ткать, причем в соответствии с будущим узором нити, идущие на те части материи, которые должны остаться неокрашенными или будут окрашены в другой цвет, ткачиха обвязывает лыком, защищая их таким образом от проникновения красителя. Вот почему эта красильно-ткацкая техника называется «икат» («вязать», «связывать»).
Когда, вернувшись в Польшу, я рассказал об этом производстве одному из наших специалистов по народному ткачеству, он мне вначале не поверил и, лишь осмотрев мою коллекцию, сказал:
— Я не могу не верить, потому что вижу своими глазами, но понять, зачем люди так усложняют себе жизнь, я не в состоянии.
Была еще одна проблема, которая меня очень интересовала: с кем и когда вели войны местные жители. Как выяснилось, два года назад деревня Нитунга выступила против Рокинроля, который потерял трех человек, Нитунг — одного. Закончить войну помогла полиция, но отношения между деревнями и даже между сторонниками каждой из них и сейчас натянутые. Если прежде молодой человек из одной деревни мог прийти к девушке в другую, то теперь это невозможно.
В качестве оружия на войне использовались бамбуковые луки, отличающиеся от охотничьих тем, что их подвергли воздействию магии. Рассказывают, что врачам в госпитале было необычайно трудно извлекать из ран наконечники стрел с зазубринами. Иногда предпочитали не трогать рану, и пострадавшие ходили с наконечниками, пока они не выпадали.
Для охоты и для военных целей использовались разные стрелы: вока — для охоты на дичь, хубе — на кабана. И те и другие использовались как оружие. Наиболее универсальные стрелы называются рубарабаба. С ними можно идти и на птицу, и на кабана. У рубарабаба и хубе наконечники железные с зазубринами. Недавно, лет десять-двадцать назад, получил распространение еще один вид оружия — сенджата, или подводный самострел, служащий только для охоты на рыбу и распространенный в прибрежных поселках, а также в Туду.
Обедал я вместе с учителями. Женщины ели отдельно, в кухне. На Палуе работают несколько учителей с Флореса и несколько местных. В последние годы девочки-островитянки едут учиться на Флорес. Прежде с этим были большие сложности, поскольку, согласно обычаю, женщины не должны покидать остров.
На Палуе одиннадцать школ, которыми руководит миссия. Дети христиан и язычников обучаются совместно. Смешанные браки очень редки, хотя и поддерживаются добрососедские отношения. Когда я спросил Магдалену, местную учительницу, есть ли среди ее подруг хотя одна язычница, она ответила отрицательно. Но это, может быть, нехарактерный пример, потому что Магдалена принадлежит к «сливкам» общества. Она утверждает, что католики не обращаются к языческим жрецам. Вечером я спросил об этом у миссионеров. Обоим точно известно, что многие христиане пользуются услугами их языческих коллег.
Мне оказали, будто ни на одну из двух гор не острове не ступала еще нога туриста, но что на более высокую вершину местные жители поднимаются. Хорошо бы побывать первым на этих вершинах. Сразу станет ясно, что краковский комитет по физической культуре не напрасно выделил мне субсидию как туристу. Увы, оказалось, что на главной вершине уже побывали какие-то австралийцы. Зато к кратеру вулкана до сих пор никто, кажется, не поднимался, даже палуенцы.
В первый же свободный день после полудня отправляюсь на покорение ближайшей вершины — Манунаи, самой высокой точки острова. Ко мне присоединяются ребятишки, причем число их непрерывно растет. Брудер идет на вершину! Сенсация! Ну как мне разогнать мою свиту? С каким бы удовольствием все эти тридцать или сорок любопытных симпатичных голышей полезли бы со мной наверх. Как их спровадить? Спрашиваю, умеют ли они говорить по-индонезийски. Мальчики постарше, видимо обучающиеся в школе, отвечают «да». Тогда я говорю, что хотел бы остаться один. Это их озадачивает, они останавливаются, пропустив меня вперед, и, поскольку идти следом, на почтительном расстоянии, неинтересно, дети разбредаются кто куда. Какой, однако, странный этот иностранец! Даже сумку не разрешает понести. А как горд был бы любой мальчишка, если бы я дал ему мою сумку! Но тогда ни его, ни остальных ребят прогнать было бы совершенно невозможно.
