Жюль Верн - Дунайский лоцман
Сергей Ладко сначала принялся укладывать содержимое сундуков, которые перерыл во время утренних бесполезных поисков. Это не потребовало много времени. Когда он привел в порядок второй сундук, взгляд упал на портфель, который незадолго перед этим привлек внимание Карла Драгоша. Лоцман открыл портфель, как и полицейский, и, как он же, но с совершенно другими чувствами, вытащил портрет с трогательной надписью, портрет, подаренный Натчей в момент расставания. Сергей Ладко долго созерцал прекрасное лицо. Натча!.. Это ее дорогие черты, ее чистые глаза, ее губы, полуоткрытые, словно вот-вот заговорит…
Со вздохом он положил фотографию в портфель, а его — в сундук, он спрятал ключ в тайничок и вышел, чтобы заняться другой работой.
Но дело не ладилось, руки опускались, и, сев спиной к берегу, он стал смотреть на реку. Он вспоминал Рущук. Он видел свою жену, свой дом, веселый, полный песен… Нет, он не жалел ни о чем. Он снова пожертвует своим счастьем для блага родины, если это понадобится… И, однако, как он страдал, что такая горестная жертва принесена бесполезно! Революция вспыхнула преждевременно и безжалостно раздавлена. Сколько лет суждено еще Болгарии изнывать под игом угнетателей? И, если он сможет пересечь границу, найдет ли ту, которую любит? Не захватили ли ее турки как заложницу, как жену одного из своих непримиримых противников? Если это так, что они сделали с Натчей?
Увы! Случись беда с Сергеем и Натчей — следы этой семейной драмы затеряются среди грозных событий, сотрясающих балканскую область. Кому есть дело до несчастья двух существ среди всеобщего народного отчаяния? Свирепые орды наводнили полуостров. От топота лошадей дрожит земля, и даже самые бедные деревушки опустошены войной.
Против турецкого колосса[25] поднялись два пигмея — Сербия и Черногория[26]. Сможет ли этот Давид победить Голиафа?[27] Ладко понимал, до какой степени неравны силы, и возлагал надежды на сильнейшего из всех славян, великого русского царя, который, быть может, благоволит протянуть мощную руку помощи угнетенным братьям.
Погруженный в свои мысли, Сергей Ладко совершенно забыл о том, где находится. По берегу мог промаршировать целый полк, а он бы не обернулся. Тем более не заметил приближения троих: они подкрадывались сверху с большой осторожностью.
Но, если Ладко не видел лазутчиков, они его заметили, как только баржа показалась из-за поворота реки. Трое остановились и стали тихо совещаться.
Один из них, Титча, был тот, кто в сопровождении спутника в венской гавани крался за Карлом Драгошем, пока тот, в свою очередь, выслеживал Илиа Бруша; тогда Титча обнаружил баржу, на которой плыли рыболов-лауреат и его спутник. В банде Титча значился вторым после атамана, злодеяния которого доставили лоцману Ладко, чье имя присвоил разбойник, незаслуженно постыдную славу. Двое других, Сакман и Церланг, были рядовыми исполнителями. Сейчас Титча и его сообщники решили захватить судно.
— Это он! — пробормотал Титча, останавливая жестом сообщников, как только перед ними открылась баржа.
— Драгош? — спросил Сакман.
— Да.
— Ты уверен в этом?
— Абсолютно.
— Но ведь лица не видно, а только спину, — возразил Церланг.
— Мне ни к чему смотреть ему в лицо, — сказал Титча. — Я его лица не знаю, я едва заметил его в Вене.
— Так как же…
— Но я прекрасно знаю судно, — перебил Титча, — я его очень хорошо рассмотрел, пока я и Ладко скрывались в толпе. Я уверен, что не ошибаюсь.
— Тогда за дело! — сказал один из бандитов.
— За дело, — согласился Титча, развертывая узел, который держал в руках.
Лоцман даже не подозревал, что за ним подсматривают, не заметил, как приблизились трое врагов; не слышал их шагов. Погруженный в мечты, он мысленно спешил по реке к Натче и родной стране.
Внезапно множество крепких веревок сразу обвилось вокруг него, сбило с ног, парализовало его члены.
Вскочив, он бился в напрасных усилиях, когда жестокий удар по голове ошеломил его и, запутанного в ловко брошенной рыболовной сети, сбросил на дно баржи.
Когда Сергей Ладко вышел из полуоцепенения, сеть уже сняли. Зато связали крепкой веревкой, и он не мог пошевельнуться; затычка во рту не позволяла крикнуть, непроницаемая повязка закрывала глаза. Первым чувством Сергея Ладко, когда к нему вернулось сознание, было непередаваемое изумление. Что с ним произошло? Что означало это необъяснимое нападение и что с ним хотят сделать? В одном он был, по крайней мере, уверен: если бы его собирались убить, это уже сделали бы. Раз он еще в этом мире, значит, на его жизнь не покушаются, и нападающие, кто бы они ни были, только хотели завладеть его особой.
Но зачем, с какой целью?
Ответить на вопрос было нелегко. Грабители? Они не стали бы трудиться и так старательно упаковывать жертву, когда удар ножа был бы быстрее и вернее. Впрочем, какие это жалкие, должно быть, грабители, если их привлекло имущество на бедной барже!
Мщение? Это еще более невозможно. У Илиа Бруша не было врагов. Единственные враги Ладко, турки, не могли подозревать, что болгарский патриот скрывается под именем рыболова, а если бы даже узнали об этом, не такой он был важной персоной, чтобы они рискнули на это насилие так далеко от границы, в центре Австрийской империи. Кроме того, турки умертвили бы его с большей вероятностью, чем простые разбойники.
Убедившись, что пока тайна неразрешима, Сергей Ладко, как человек дела, перестал об этом раздумывать и решил наблюдать за событиями и искать средства возвратить свободу, если только будет возможно.
Его положение не способствовало наблюдениям. Крепко обмотанный веревкой, он совсем не мог двигаться, а повязка закрывала глаза так плотно, что он не мог бы отличить дня от ночи. Весь уйдя в слух, он убедился, что лежит на дне судна — своего, без сомнения, — и что баржа быстро движется усилиями крепких рук. Он явственно слышал скрип весел в уключинах и плеск воды о борта.
Куда направлялась баржа? Такова была вторая задача, которую Сергей разрешил довольно легко. В момент нападения неизвестных солнце еще не удалилось от меридиана. Ладко без труда заключил, что половина его туловища находится в тени от борта лодки и что баржа плывет с востока на запад, следуя, таким образом, по течению, как и в то время, когда она повиновалась законному владельцу.
Те, кто держал его в своей власти, не обменялись ни словом. Молчаливое плавание продолжалось часа полтора, когда солнечные лучи упали на лицо Сергея, и он понял, что повернули к югу. Лоцман не удивился. Превосходное знание малейших извилин реки дало ему понять, что они плывут мимо горы Пилиш. Вероятно, скоро они направятся на восток, потом на север до того места, откуда Дунай начинает спускаться на Балканский полуостров.
