Чарльз Ливингстон - Путешествия и исследования в Африке
Согласно обычаям страны, каждому вождю, у которого мы проводили одну ночь или оставались на более продолжительное время, мы делали подарок – кусок коленкора в количестве от 4 до 8 ярдов. У нас было несколько предметов одежды, сшитых из манчестерских тканей, так, как шьется одежда местного производства на западном побережье, каждый стоимостью пять или шесть шиллингов. Более важным вождям мы давали вместо коленкора один из этих прочных, ярких костюмов, железные ложки, нож, иголки, оловянную тарелку, жестяную кружку. Они ценили эти подарки дороже, чем ткань, которая стоила в три раза больше. Подарки, стоимостью от 8 до 10 шиллингов, вполне удовлетворяли даже самых жадных; мы имели в виду себестоимость этих предметов, в то время как какой-либо торговец может оценить подобный подарок в 30–50 фунтов стерлингов. В некоторых случаях наши подарки превышали стоимость того, что мы получали взамен; в других случаях более щедрыми оказывались туземцы.
Мы никогда не просили разрешения пройти через страну; просто мы говорили, куда идем, и просили проводников. Если нам в проводниках отказывали или последние требовали платы вперед, то мы просили, чтобы нам показали начало тропы, и говорили, что мы очень жалеем, что не можем договориться относительно проводников, и обычно они и мы отправлялись вместе. При входе в страну мазиту, или зулусов, нужно было проявлять большую осторожность, потому что там власть одного правительства распространяется на очень большие территории, в то время как у манганджа каждая маленькая область независима от другой. Здешнее население не применяет системы взимания пени, которую практикуют баньяи или народы, через страну которых проходили Спик и Грант.[49]
На обратном пути от Чинсамбы к Чемби, из деревни последнего к Нквинде, а оттуда к Катозе, мы видели только людей, работающих на огородах недалеко от «крепостей». Эти твердыни укреплены ветками акации, покрытыми твердыми крючковатыми шипами; в них было полно людей.
Воздух стал прозрачнее, чем когда мы шли на север, и нам были видны горы хребта Кэрка на расстоянии пяти-шести миль к западу от нашей тропы. Солнце сильно пекло, и больше всего у людей страдали ноги. Кто только мог достать кусок козьей кожи, делал из него себе сандалии.
Когда мы сидели у Нквинды, человек, находившийся по ту сторону плетня, окружающего двор, с восторгом говорил об арабских работорговцах, находящихся по другую сторону Шире, в том месте, где она «впадает» в озеро. «Они охотно дают 12 футов коленкора за мальчика, а за девочку – 15; я никогда не видел такой бойкой торговли; никто там не торгуется». Эта партия закупала невольников для океанской торговли. Одно из зол этой торговли заключается в том, что она использует каждое бедствие в стране. Естественно, что работорговец извлекает пользу из любого беспорядка, и хотя таким образом бывает, что от смерти спасается несколько людей, которые иначе погибли бы, как правило, торговец невольниками усиливает ненависть и поддерживает войны между племенами, потому что чем больше они воюют и уничтожают друг друга, тем богаче становится его жатва. Там, где нет рабства и скота, люди живут в мире.
Мы прибыли в деревню Катозы 15 октября и увидели там около 30 молодых людей и мальчиков в колодках. Они были куплены другими агентами арабских работорговцев еще на восточном берегу Шире. Невольники отдыхали в деревне; но их владельцы вскоре их оттуда увели. По-видимому, колодка очень мешала им спать. С пленников не снимают это орудие укрощения до тех пор, пока партия не пересечет несколько рек и пленники не потеряют всякую надежду на побег.
Когда мы объяснили Катозе вред, который он причиняет, продавая своих людей в рабство, он уверил нас, что виденные нами невольники принадлежали арабам, и добавил, что у него самого уже осталось слишком мало людей. Он рассказал нам, что мирно жил у озерка Памаломбе; племя аджава, или мачинга, под предводительством Каиньки и Карамби, и отряд бабиза, с Маонгой во главе, заставили его переправить их через Шире. Они долго жили на его счет и, наконец, украли у него овец; это заставило его бежать в то место, где он сейчас находился. Во время своего бегства он потерял большую часть своего народа. Его рассказ о поведении аджава вполне совпадает с тем, что рассказывали сами аджава, и создает очень нехорошее впечатление относительно их морали. Они неоднократно злоупотребляли всеми законами гостеприимства, живя месяцами за счет манганджа, а затем, внезапно взбунтовавшись, нападают на своих хозяев, убивают или выгоняют их из их наследственных владений. Секрет успеха аджава заключается в обладании огнестрельным оружием. У Катозы опять находилось несколько человек из племени аджава; после нашего прибытия они хотели уйти от Катозы, но тот сказал, что им не следует нас бояться.
На свои волосы аджава так густо нанизали красные бусы, что на небольшом расстоянии казалось, что это красные шапки. Любопытно, что здесь и далее на север всем африканцам нравятся рыжие волосы. На юге для подкрашивания волос употребляется черная слюда, называемая себило, и даже сажа; здесь же многие мажут головы красной охрой, а некоторые вплетают в волосы кору деревьев, окрашенную в красный цвет. Они также употребляют красный порошок под названием мукуру. Одни говорят, что он добывается из земли, а другие – из корней какого-то дерева.
Поскольку существует сомнение, является ли сахарный тростник местным растением, мы попросили Катозу достать нам два обычных культивируемых вида, с тем чтобы передать их в Иоанна. Один из них желтый, а другой, похожий на тот, который мы видели в долине Баротсе, – разноцветный, с темно-красными желтыми пятнами или целиком красный. Мы видели его со «стрелками» и в цвету. Семена бамбука также доводят до созревания, и говорят, что местное население употребляет их в пищу. Сахарный тростник имеет туземные названия, что заставляет нас верить в его местное происхождение. Здесь его называют зимби, южнее – месари, а в центре страны – мешуаты. Все, что было ввезено в недавние времена, как, например, кукуруза, высший сорт хлопка или маниок, имеют названия, указывающие на их чужеземное происхождение.
Так как Катоза был очень щедрым и, по-видимому, оказывал нам полное доверие, называл д-ра Ливингстона своим добрым другом, мы сделали ему подарок – форму морского офицера с погонами. Эту форму офицеры корабля ее величества «Лира», находившегося под командованием капитана Олдфилда, послали вождю, поймавшему убийц покойного д-ра Рошера и доставившему их для совершения правосудия. Мы повезли с собой одежду на Рувуму, надеясь, что нам посчастливится встретить этого вождя и вручить ее ему. Но на всем протяжении нашего пути мы о нем ничего не слышали.
