Григорий Градовский - Война в Малой Азии в 1877 году: очерки очевидца.
Когда Корпусный штаб снова тронулся в путь, я, воспользовавшись удобным случаем, подъехал к генерал- адъютанту Лорис-Меликову и поздравил его с открытием неприятеля. К удивлению моему, на лице командующего корпусом не было и признака той радости, которая замечалась в его окружающих. Напротив, он смотрел сосредоточенно, почти печально. Из немногих, но веских слов, сказанных мне генерал-адъютантом Лорис-Меликовым, я понял наше положение. Никогда не забуду двух фраз, слышанных мной от него в этот вечер. Одна из этих фраз говорила: «Быть может, всем назло, придется здесь лечь», другая состояла в следующем: «Эх, было хорошо, да дымом заволокло!» Объяснением первой служил зевинский бой, вторая объяснится только историей нынешней воины.
У меня раскрылись глаза на истинное положение дел. Почти беспрепятственное занятие Карсского пашалыка и необыкновенно удачное и быстрое взятие такой сильной крепости, как Ардаган, поселили здесь слишком легкий, пренебрежительней взгляд на турецкие силы. Подступя в начале мая к Карсу, большинство уверено было, что эта крепость так же легко может нам достаться, как и Ардаган. Быть может, уверенность эта и имела основание. Турецкий гарнизон в Карсе, как говорили, был в паническом страхе под влиянием ардаганского погрома; Мухтар-паша, казалось, бросил его на произвол судьбы; население, не ждавшее ниоткуда помощи, громко, будто бы, протестовало против осады, требуя, чтобы гарнизон или вышел в открытое поле сражаться с нами, или же сдал нам город. Рассказывали, будто начальник турецких войск в Карсе со дня на день обманывал жителей, что Мухтар-паша не сегодня-завтра придет из-за Саганлуга и прогонит русских: только этими, будто бы, уверениями успокаивалось карсское население. Но, как бы то ни было, были или не были справедливы подобные надежды на возможность легкого взятия Карса, явились обстоятельства, заставившие нас промедлить не менее месяца у его стен. Этой проволочкой как нельзя лучше воспользовались турки. Успехи, приобретенные ими на черноморской береговой линии, известны. В свою очередь Мухтар-паша не терял времени. Он быстро занялся формированием сильной армии частью из местного населения, частью из подвезенных ему подкреплений, как говорят, через Трапезунд. Кроме Эрзерума, Мухтар-паша избрал опорным пунктом для своей армии сильно укрепленную позицию при Зевине. Устроившись, он главными своими силами опрокинулся на небольшой отряд Тергукасова, чересчур выдвинувшийся вперед, в то время, как 13-тысячный корпус турок со стороны озера Вана неожиданно подошел к Баязету, занял этот город и осадил баязетскую цитадель, в которой заперся один наш батальон, стоявший здесь гарнизоном. Уже две недели, как батальон этот геройски защищался от окружавшего его неприятеля. Генерал Тергукасов не только не мог идти на выручку Баязета, но сам вынужден был отбиваться от наседавшего на него корпуса Мухтара-паши. Несколько дней уже сообщение с эриванским отрядом было прервано.
Все посланные были перехвачены турками или возвращались, не успев пробраться к Тергукасову. Обещана была награда в 2 000 р. тому, кто проникнет в эриванский отряд и привезет оттуда известие.
При таких-то обстоятельствах двинулись мы за Саган- луг. Не охотиться «за Мухтаркой» шли мы, как почти все думали, а освободить эриванский отряд из того критического положения, в которое поставил его турецкий главнокомандующий Мухтар-паша. Оставив только одну дивизию под Карсом с осадной артиллерией и всеми тяжестями, нам выпало притянуть на себя превосходные силы неприятеля, чтоб дать возможность эриванскому отряду отойти назад, на выручку Баязета.
— Во что бы то ни стало я освобожу Тергукасова, — сказал мне генерал-адъютант Лорис-Меликов.
Прошло не более получаса, как мы съехали с плато, с которого радостно приметили турок, и спустились вниз, к месту бивуака у селения Меджингерта; а между тем целая пропасть отделяла то настроение, которое владело мной тогда, от душевного состояния, охватившего меня теперь, когда я узнал истинное положение дел! Войска по-прежнему бодро и весело, с музыкой и песнями спускались в ущелье и занимали предназначенные им места; а мне думалось: кто и сколько из вас, мои дорогие и близкие, ляжет здесь, кто не увидит своей родины, кому суждено в последний раз глянуть завтра на Божий свет, чья мать или жена будет напрасно считать дни и часы, когда возвратится ее милый?.. И представился мне кабинет петербургского журналиста и в виде какого-то дикого чудища вспомнились слова, прославлявшие войну во что бы то ни стало, хотя бы для того, чтоб «новую монету подержать в руках».
Добрую часть этой ночи мы провели у костров. Поздно пришел, впрочем, обоз, и разбили палатки. Я понял теперь, почему приказано было зажечь как можно более костров и сделать заревой выстрел. Одинаково важно было дать знать о нашем прибытии и Тергукасову, и Мухтару-паше. Присутствие наше ободряло Тергукасова и могло принудить к отступлению окружавшие его турецкие полчища. Силы Мухтара-паши исчислялись в 45—50 батальонов; у нас их было только 17, считая и саперный батальон.
На другой день, 18 июня, мы ожидали сражения. Первый вопрос, бывший почти у каждого на устах: «Не ушли ли турки?» Я очень хорошо знал, что они не ушли и не уйдут, но общее настроение заразительно: вчерашние впечатления, вынесенные из разговора с командующим корпусом, показались мне слишком преувеличенными и мрачными; через несколько часов мне тоже думалось, что турки не посмеют принять сражения и отойдут к Эрзеруму. Действительно, присутствие нашего отряда за Саганлугом, по-видимому, разом изменяло положение дел в нашу пользу. Турецкий лагерь при Зевине был у нас под рукой: мы могли разгромить его прежде, нежели Мухтар-паша, занятый Тергукасовым, может приблизиться со своими силами; завладев же зевинским лагерем, мы могли наброситься на корпус Мухтара- паши. Таким образом, мы разрезали турецкую армию и могли разбить ее по частям. Подобные же соображения имелись в виду и в среде начальствующих лиц нашего отряда. По крайней мере, все готовилось к сражению. Кавалерия выдвинута была вперед за Меджингерт, на пресечение сообщений между зевинским лагерем и Мухтаром-пашой; офицеры Генерального штаба производили рекогносцировку прилегающей к Зевину местности.
Следует заметить, что во время нашего движения на Саганлуг, из числа офицеров Генерального штаба, состоящих при корпусе, наиболее заметен был подполковник Войнов. Он провел несколько лет в Малой Азии и, по его словам, знал отлично этот край, население, дороги и другие важные в военном отношении условия. Корпусный штаб возлагал, очевидно, большие надежды на эти познания г-на Воинова, и он в нашем отряде представлял нечто вроде колоновожатаго. Накануне он открыл неприятельский разъезд и «чуть не захватил его в Еникеве». В этот день, 12 июня, он отправился на рекогносцировку и очень любезно пригласил меня с собой. Я с радостью принял это предложение.
