Василий Песков - Белые сны
Так было при первых сборах. Теперь – в четвертый раз Антарктида.
«Меня спрашивают, почему я снова и снова возвращаюсь в Антарктиду? Прежде всего потому, что мне там нравится. Я люблю эти бесконечные пространства, покрытые застругами снега, высокие пики, величественные ледники.
Я люблю слушать грохот тракторных гусениц, гул вертолетов, крики и возгласы людей, возящихся с оборудованием и транспортными машинами. Люблю и завывание ездовых лаек, которые еще нужны для спасательных партий.
Я люблю это все как символ торжества жизни над безжизненной страной. Люблю хриплые крики поморников, люблю потешных пингвинов, тюленей, сопящих у своих отдушин, круглые спины китов. Больше всего, пожалуй, я люблю сознание вызова, брошенного природе, потому что Антарктида требует суровой игры».
Так сказал знаменитый полярник старшего поколения – американский адмирал Бэрд. Андрей нашел бы, наверно, другие слова для ответа. Но смысл их, пожалуй, был бы таким же.
За плечами Андрея четыре дальних похода в глубь Антарктиды. Два из них делают славным каждое имя участников. 1958 год – поход к Южному полюсу. К Южному полюсу норвежцы, американцы и англичане шли короткой дорогой от моря Росса. Путь «Харьковчанок» из Мирного был в два раза длиннее. Две тысячи семьсот километров пути и непрерывной работы.
«Водителей не хватало. За рычаги вездеходов садились ученые. На застругах машину швыряло сильнее, чем лодку в штормовую погоду. Сыпучий снег. Скорость – пять километров в час. В день – сорок километров. Через каждый час остановка: взрывами мерили толщину ледника, делали магнитные съемки. Мерили температуру, давление, ветер. Характер застругов, облачность, возвышение ледника – все помечалось на картах и в дневниках. Шли по компасу. Временами машины терялись. Хватились однажды: нет Вадима Панова. Назад по следам. В двадцати километрах нашли…
Ровно три месяца шли «Харьковчанки» к Южному полюсу… Десять часов вечера. Американцы не ждали гостей – в последние сутки по твердому снегу мы отмахали сто пятьдесят километров. Выходим. Бочки грудой лежат, над снегом дымок. Спустились в тоннель. Дома под общей крышей. Ни одного человека. Слышно музыку. Открываем дверь и попадаем под луч прожектора – американцы смотрели кино. Если б вошли привидения, был бы тот же эффект: четверть минуты немая сцена, и взрыв ликования…
В детстве я думал: полюс – это какой-то бугор. Ничего похожего – ровное место без всяких примет, такое же, как и на двести километров вокруг. Точка полюса обведена кругом из бочек. Постояли всей группой на точке. Подняли наш флаг. Объехали полюс на «Харьковчанках» – «кругосветное путешествие». Образцы льда. Магнитные измерения. Уточнили толщину льда над полюсом. И снова дорога, теперь уже к дому, но столь же длинная, однообразная и тяжелая. Ремонт на дороге. Еда на дороге. Сон на дороге. Досуга в походе нет – работа, сон, еда. Еда, сон, работа…»
Новый поход. Самый трудный из всех, которые были. Андрей идет капитаном. Берет на плечи много разных забот: люди, наука, хозяйство. По профессии он гляциолог – человек, изучающий льды. Дорогой будет делать кровное свое дело. Но в любую минуту может сесть и в кресло водителя, может помочь товарищу по науке, если будет нужно – станет на его место. Это значит, надо хорошо знать, как вести работу по всей обширной программе, надо уметь обращаться с десятками современных приборов. Капитан должен хорошо знать радиотехнику, астрономию, штурманское дело. Должен служить примером в походном быту. У него больше, чем у других, должно быть развито «чувство льда». Никакие приборы не могут угадать ледовую трещину. Только «чувство льда», приобретенное опытом, может уберечь от беды. За капитаном последнее слово в любом споре, в любом решении. Конечно, на все капитана не хватит. Поэтому люди для такого похода подбираются особенно тщательно, и, конечно, не по бумажной анкете.
Я не знаю в лицо всех участников перехода. Трое вместе с Андреем летели из Москвы самолетом. Это друзья. Вместе мерили лед в Антарктиде, в Подмосковье вместе собирали грибы, спорили, обсуждали планы новых работ и походов. И вот опять вместе. Андрей в самолете рассказывал мне о друзьях.
«Олег Сорохтин. Правдолюбец и умница. Честный и скромный до болезненности. Автор новейших электронных устройств для сейсмических измерений. Сам и проверяет работу приборов в условиях Антарктиды. Его методом сейсморазведки пользуются все иностранные экспедиции. Ходил на Полюс недоступности. Романтик. Предан науке. За всю зимовку ни разу не был в кино – „нет времени“. Книги, книги…
Казарин Николай Иванович – старший из нас. Буровой инженер. Мастер спорта по плаванию. Был чемпионом страны на длинных дистанциях. На Волге после войны состоялся заплыв на семьдесят километров. По холодной воде из сотни пловцов к финишу прибыли только пятеро. Он был в этой пятерке…
В третьего влюбляются не только девушки, но и ребята. Видел улыбку? Любит посмеяться, побалагурить. Игорь Зотиков. Добрый, общительный. Такой человек во всяком походе – витамин для души. Парашютист, пятнадцать раз прыгал. Сам признается: «Для тренировки воли. Боялся. Но виду не показал». Альпинист. Облазил Кавказ, имеет первый спортивный разряд. И «присох» к Антарктиде. Талантливый физик. 8 марта у него день рождения. Вот берегу подарок – письмо от жены. Специально написано для этого дня…»
Такие друзья у Андрея. Не всем из них повезло. Сегодя в Мирный самолетом с Востока привезли магнитолога Медведева Николая Дмитриевича. Очень расстроен. Не перенёс высотной акклиматизации. Разболелись сердце и печень. Я пришел его навестить. Врач замахал руками – нужен полный покой.
И еще одно известие: слёг весельчак Игорь Зотиков – аппендицит. Тоже привезут в Мирный. Можно понять его огорчение. Прислал полную печали и юмора радиограмму «Никогда не думал, что на пути человека может стать какой-то жалкий отросток кишки. Пойдут без меня».
Замену выбывшим уже подыскали. Все в Мирном мысленно желают удачи пятнадцати смельчакам. Впереди четыре с лишним тысячи километров. Предполагают и четыре тысячи метров высоты ледника. На такой высоте летчикам не разрешают летать без кислородных приборов. Такие приборы в поезде есть. Однако больше беспокоит не высота, а ледовые трещины. И где-то в пути кончится горючее – с самолетов будут сбрасывать бочки. Но главное – трещины. Их много вблизи Молодежной.
Из всех ледовых опасностей самое страшное – трещины. Тут, в Антарктиде, я прочел, как погибли спутники австралийского полярника Моусона.
Был тихий солнечный день. Моусон ехал на упряжке собак. Сзади на такой же упряжке ехал Ниннис. Третий – Мерц – бежал впереди на лыжах. В одном месте Мерц поднял палку: опасность! Первая упряжка проскочила. Трещина показалась Моусону не очень опасной. Но сзади раздался визг собаки. Оглянувшись, Мерц и Моусон последней упряжки не увидели. Вот что рассказывал сам Моусон: «Позади меня ничего не было видно, кроме следов от моих саней. Где же был Ниннис со своими санями? Я поспешил назад по своему пути, думая, что подъем поверхности загораживал нам вид. Однако дело обстояло не так счастливо, потому что я оказался у зияющей дыры метра в три шириной. Снежная крышка трещины, которая так мало беспокоила меня, проломилась. С той стороны к ней подходили следы двух саней, по эту сторону следы продолжались только от одних моих саней».
