Льюис Котлоу - Занзабуку
После завтрака пигмеи удовлетворенно вздыхают, шутят и оживленно обсуждают планы на день. Трое или четверо юношей берут луки и стрелы и начинают тренироваться в стрельбе. Целью служит большой лист какого-нибудь дерева на другом краю поляны. Еще слишком рано для съемок, и я убеждаю их повторить «тренировку» попозже. Вдруг я вспоминаю отрывок из объемистого труда Шебеста о пигмеях и прошу юношей продемонстрировать их искусство в стрельбе по подкинутому в воздух банану. Они с восторгом соглашаются и оказываются замечательными стрелками: почти в один и тот же миг плод пронзают три стрелы.
Начинается рабочий день. Охоты на крупного зверя не предвидится, и я решаю остаться в лагере снимать то, что удастся. Две или три группы охотников углубились в лес, следом для сбора съедобных растений отправляются женщины и старшие дети. Я брожу по поляне, наведываюсь в соседние небольшие лагеря, расспрашиваю, как устроились вновь прибывшие. И вдруг на одной прогалинке я с восхищением вижу пигмеев, кующих наконечники копий.
Обычно пигмеи предпочитают покупать железные изделия у банту, живущих у окраин Итури. Эти же пигмеи достали в деревне банту только железо и сами делали из него наконечники копий. Лесные жители не умеют плавить руду. Однако и банту постепенно забывают это искусство. Теперь они используют в качестве полуфабрикатов остатки сломанных автомобильных рессор. В 1937 году, путешествуя в глубине Итури, я не видел ни одного обломка рессоры, в 1955 году они уже были обычным «сырьем».
Работали пигмеи споро, умело, и на них было приятно смотреть. Наковальней служил большой плоский камень, а мехами — шкуры животных. Растягивая и отпуская «мехи», кузнецы раздували огонь и нагревали кусок железа до белого каления, затем каменной кувалдой наконечникам придавали нужную форму, затачивали их на другом камне и прикрепляли к тонким концам копий. Все они получились гладкими, правильной формы.
На другой полянке готовили яд для стрел. Я не смог определить, какие коренья они толкли, но обратил внимание на то, как тщательно они это делали. Осмотрев внимательно стрелу, я заметил в дюйме от ее острия зарубку, такую же, как и на дротиках охотников племени дживарос в Южной Америке. Назначение зарубки одно и то же — чтобы раненая обезьяна не могла сразу вытянуть вонзившееся в нее острие. Когда же она дергает сильнее, оружие ломается в месте зарубки, отравленное острие остается в теле, яд попадает в кровь животного, и оно умирает.
Вернувшись на большую поляну, я увидел там новое зрелище: двое мальчиков лет восьми-девяти с явным удовольствием боролись перед довольно многочисленной публикой. Зрители энергично подбадривали обоих вспотевших противников.
Когда схватка окончилась, несколько мальчиков решили поохотиться. Они взяли в хижинах луки и стрелы и, оживленно переговариваясь, скрылись в лесу. Иногда ребятам действительно удается убить более крупное животное, но чаще они возвращаются, наловив лишь лягушек и гусениц.
Около одной хижины я увидел мальчика и девочку, о чем-то беседовавших. Им было, вероятно, по одиннадцать — двенадцать лет. В таком возрасте постороннему трудно точно определить, сколько же им на самом деле лет. Пигмеи в этом возрасте перестают расти, и только их юный облик говорит о том, что это еще дети. К двадцати годам пигмейка может иметь уже четверо или пятеро детей.
За поведением девушек родственники следят не слишком строго, но после выхода замуж положение меняется, так как верность очень высоко ценится у пигмеев. Хуже прелюбодеяния считается только воровство дичи из чужого капкана. Лишь за эти преступления и может пострадавший убить обидчика. Но обычно в случае измены жены муж просто устраивает хорошую трепку ей и ее любовнику; последний, впрочем, может откупиться, заплатив штраф стрелами или копьем.
Поговорив, мальчик и девочка пошли в лес, и я отправился к другой группе хижин. Мальчик лет шести опрокинул кувшин с водой, пытаясь накинуть на него обруч, сделанный из лианы. Его мать, занятая приготовлением «ткани» из коры, увидела это, в гневе вскочила со своего места, схватила сук и, размахивая им, бросилась к сыну. Но он был проворнее ее. Завыв не своим голосом, мальчишка стремглав помчался к лесу. Пробежав за ним шагов пятнадцать — двадцать, пигмейка остановилась и кинула в сына сук, явно стараясь промахнуться. Затем она как ни в чем не бывало вернулась к своей работе, не обращая ни малейшего внимания на доносившиеся из лесу истошные вопли. Мальчик кричал так долго, что я уже собрался пойти за ним, найти и успокоить его, но в этот момент в лес отправилось несколько пигмеек из других хижин.
Громкий плач сменился сдержанным рыданием, затем все стихло.
Через несколько минут женщины привели мальчика на поляну. С опаской глядя на мать, он осторожно подошел к своей хижине. На него не обращали внимания, и он, успокоившись, подхватил брошенный обруч и стал играть с ним.
Пигмеи любят своих детей не меньше, чем представители любого другого народа. На каждую сцену гнева, разыгравшуюся на моих глазах, приходилась дюжина сцен, свидетельствовавших о глубокой любви, хотя пигмеи вообще редко выражают открыто свою любовь. Например, мужчины и женщины никогда не показывают на людях взаимной привязанности. После моих путешествий я пришел к выводу, что только в цивилизованном обществе обнимаются и целуются при посторонних…
В раннем детстве ребенок все время находится с матерью. Но затем у него появляются новые привязанности. Мать знает это и уделяет ему уже меньше внимания. Это и неизбежно: когда, первому ребенку исполняется лет двенадцать, у него уже есть несколько братьев и сестер, хотя половина новорожденных умирает. Детская смертность у пигмеев очень высока, однако колониальные власти и миссионеры говорят о росте численности пигмеев.
Рассказывая о взаимной привязанности родителей и детей в Итури, я невольно вспомнил одну комическую сцену, на первый взгляд как будто противоречащую этому утверждению. Трех- или четырехлетний ребенок напроказил. Мать шлепнула его. Отец вступился за сына и взял его на руки. Жена возмутилась поведением мужа и стала вырывать у него ребенка. Началось нечто вроде игры в перетягивание каната, причем последний заменял ребенок. Я испугался, что они разорвут его пополам, и подбежал успокоить их. От удивления они уронили ребенка, он тотчас же вскочил на ноги и отбежал на безопасное расстояние.
И все же пигмеи искренне, глубоко, сильно любят своих детей, хотя у них иные понятия об обязанностях родителей. Мы стремимся воспитывать своих детей, строим планы об их будущем, мечтаем о том, чтобы они стали преуспевающими членами нашего общества. Эти стремления чужды пигмеям. Они не планируют что-либо, кроме очередной охоты, и им не нужно думать о будущем их детей. Новое поколение будет жить подобно предыдущему, так же, как пигмеи живут уже много веков. Родителям не нужно беспокоиться о том, какое место в жизни займут их дети и как прокормить их, ибо они полноправные члены семейной группы, а она действует сообща, на коллективных началах, и все добытое делится поровну между всеми.
