Фритьоф Нансен - «Фрам» в полярном море
Как об очень интересном проявлении жизни в полярных странах можно упомянуть также о растительных и животных существах, найденных мною в снежницах на плавучем льду. Каждое лето, как только солнце растопляло снег на льду и талая вода собиралась на его поверхности в пресные озера, на дне их начиналось образование маленьких бурых пятен – больше всего походили они на пятна ила. По мере того как они увеличивались, все более и более поглощая при этом солнечную теплоту, во льду под ними протаивали круглые ямки, которые достигали нескольких дюймов глубины и более или менее заполнялись этим бурым илом. Под микроскопом это вещество оказалось состоящим главным образом из небольших микроскопических растений, диатомовых и других водорослей. Но между ними живет также масса других микроскопических организмов, инфузорий и флагеллат, я нашел там даже бактерий: даже и эти страны не избавлены от них совершенно. Я думаю, что подобная флора и фауна найдутся на льдах всего Полярного моря. Та, которую я нашел, происходит, надо полагать, из Сибири и из года в год постоянно уносится к Гренландскому морю; но в других областях, вероятно, найдутся другие формы, происходящие из других мест, и ближайшее их изучение доставит, быть может, ценные данные для суждения о блужданиях льда.
Три года, проведенные нами во льдах, были вознаграждены ценной сокровищницей наблюдений по различным областям знания. Должно сознаться, что полярный вопрос теперь в сущности решен, что путешествие наше приподняло значительную часть завесы, покрывавшей великую неисследованную область, окружающую полюс, и дало нам возможность составить себе довольно ясную и трезвую картину той части нашей земли, которая до сих пор была отдана в добычу фантазии. Если мы теперь в недалеком будущем и бросим с воздушного шара взгляд на эту область с высоты птичьего полета, то наиболее существенные черты ландшафта окажутся нам уже известными.
Но мы не должны на этом остановиться, еще много загадок зовут нас к новой работе на севере, еще многое предстоит исследовать, многое может быть раскрыто лишь долгими годами наблюдений.
Какие же указания дает наш опыт для будущих исследований?
Прежде всего, я думаю, путешествие наше вполне доказало целесообразность того способа путешествия, которым мы пользовались. Теперь очевидно, что можно построить удобное судно, способное выдерживать давления, которым оно подвергается, увлекаемое льдами, в полярной области; пройти Ледовитое море тем способом, каким мы это сделали, можно довольно уверенно, если только надлежащим образом снарядиться. Конечно, могут встретиться опасности, но они не больше тех, какие влечет за собой риск путешествия другим способом; зато дрейф, подобный нашему, сулит столь большие преимущества, что этим способом и в будущем должны и, вероятно, будут пользоваться. Судно, оборудованное подобно «Фраму», является в сущности первоклассной плавучей обсерваторией, которой представляется великолепный случай для всякого рода научных исследований. Пребывание в этих странах в течение нескольких лет необходимо для того, чтобы собрать материал, достаточный для составления полного представления о физических условиях полярной области.
Руководствуясь нашим опытом, можно снарядиться еще целесообразнее, чем мы. Можно устроить на судне лабораторию для производства даже тончайших научных исследований.
Особенно желательно, по-моему, чтобы новая экспедиция проникла в ту часть Полярного моря, которой мы еще не знаем. Если бы она пошла на север через Берингов пролив и вошла в лед к северу или даже к северо-востоку от него, она пересекла бы Полярный бассейн значительно севернее нашего маршрута и по возвращении в свободные от льдов воды по эту сторону полюса неизбежно доставила бы немалую сумму драгоценнейшего научного материала, сумму наблюдений, необходимых для расширения наших знаний. Но такой дрейф будет дольше нашего; я думаю, он потребует лет пять.
Многие, быть может, возразят, что все-таки участники ее подвергнутся слишком большой опасности; со всех сторон слышится утверждение, что здоровье должно пострадать от многолетнего пребывания в полярных странах. Я не могу согласиться с таким мнением. По собственному своему опыту я могу только сказать, что арктические страны необыкновенно здоровое место. В течение 15 месяцев, которые Йохансен и я провели после оставления «Фрама» до встречи с Джексоном, я прибавил в весе 10 кг, хотя пища за это время отнюдь не была слишком разнообразна. Не видно было, чтобы эта жизнь истощала человека! Когда я вернулся в Норвегию, здоровье мое находилось в таком прекрасном состоянии, в каком я себя не запомню. И мой опыт во время пребывания на «Фраме» также подтверждает, что жизнь эта была здоровой. Я видел своих товарищей цветущими здоровьем, и физиологические исследования, над ними произведенные, как оказалось, также свидетельствуют об этом. Эти исследования, когда они будут обработаны, осветят гигиенические условия нашего путешествия и составят ценный материал для руководства предстоящим экспедициям.
Цинга, которую до сих пор арктические экспедиции больше всего боялись, теперь не будет так часто встречаться, потому что против нее, очевидно, легко принять надлежащие предосторожности. Из просмотра литературы, относящейся к этому вопросу, профессор Софус Торуп сделал заключение, что наиболее вероятной причиной цьнги является отравление, так как при медленном разложении мяса и рыбы от плохого консервирования, например дурной посолки, образуются ядовитые вещества, близко стоящие к птомаинам и вызывающие при постоянном употреблении их в пищу цингу. Поэтому при снаряжении нашей экспедиции на это было обращено особенное внимание, и мой опыт в связи с исследованиями, которые я имел случай сделать во время путешествия, говорит не против, а скорее за то, что цинга – следствие недоброкачественной пищи. Но если так, то единственное средство избежать цинги – позаботиться о том, чтобы взяты были с собой только хорошо консервированные пищевые вещества.
Далее, ответом для утверждавших, что однообразная уединенная жизнь при бедственных условиях должна влиять на душу, вызывать меланхолию и другие психические болезни, может служить жизнь, которую вели Йохансен и я весь третий год своего пребывания на Севере, главным образом внутри нашей зимней хижины, жизнь во всех отношениях более уединенная и прожитая при более неблагоприятных условиях, чем то случилось с большинством экспедиций, и, однако, мы не чувствовали ни малейшего следа меланхолии или ей подобной душевной болезни.
Еще одному, пожалуй, научило наше путешествие по отношению к способам исследования полярных стран: тому, что с малыми средствами можно достигнуть многого.
