Николай Пржевальский - Путешествия к Лобнору и на Тибет
Назавтра утром Роборовский, в сопровождении переводчика и конвоя из десяти казаков, отправился в китайский город. Амбань встретил моего товарища с большой церемонией и с первых слов стал просить покончить неприятную историю, уверяя, что солдаты не минуют наказания. Тогда Роборовский объяснил амбаню, согласно моему поручению, что, веря теперь на слово относительно наказания виновных солдат, я готов помириться, но лишь в том случае, если амбань первый сделает мне визит, который и будет считаться как бы извинением с его стороны. Важно это было не для меня лично, но для устранения среди туземцев возможных неблагоприятных для нас толков, которыми, конечно, воспользовались бы китайцы. Хитрый амбань не дал на подобное предложение прямого ответа, но с большим почетом проводил Роборовского. Лишь только этот последний возвратился в наш лагерь, как опять прибыл прежний чиновник и привез мне от амбаня визитную карточку. Такое криводушие окончательно меня возмутило, и чиновник был прогнан с надлежащим внушением. Весь этот день никто из китайцев к нам не показывался; на следующее же утро, наконец, приехал сам амбань со свитой из чиновников и местных мусульманских властей. Свидание наше продолжалось с полчаса. Амбань оказался довольно простым человеком и, как кажется, малообразованным даже по-китайски. Перед вечером я отдал визит в сопровождении Роборовского и казачьего конвоя. Встреча и проводы были со всеми китайскими церемониями. Амбань на другой день опять приехал к нам в лагерь и рассыпался в любезностях, словом – отношения наши приняли наружно дружеский вид.
Дальнейшее движение. Во время вышеизложенных передряг мы продолжали свои сборы на дальнейшую дорогу и теперь были готовы к выступлению. При помощи двух наших аксакалов закуплено было необходимое продовольствие, а также наняты в подмогу к верблюдам вьючные ослы и верховые лошади[1033] до Аксу. Утром 5 сентября мы двинулись в путь. Хотанский амбань выехал нас проводить, но в воротах Янги-шара его верховая лошадь испугалась салютных выстрелов и сбросила седока; амбань ушиб себе ногу и должен был вернуться; вместо него провожатыми были несколько китайских чиновников.
В первый день мы прошли только 10 верст до урочища Ишак-сэйте, лежащего в северной окраине того же Хотанского оазиса, между деревнями Кош-куль и Лаксуй. Остановились мы здесь и даже дневали, чтобы сделать астрономическое определение долготы, чему до сего времени мешали пыльная или облачная погода от самого Лоб-нора. Теперь счастие в этом отношении нам улыбнулось и как раз в столь важном пункте, как Хотан. По произведенному наблюдению, урочище Ишак-сэйте, находящееся в 91/3 верстах к северу (с небольшим уклонением на запад) от хотанского Янги-шара, лежит под 37°12,2 с. ш. и под 7б°56,4 в. д. от Гринвича.
На болотах, образуемых в том же урочище стоком воды из Хотанского оазиса, держалось довольно много пролетных уток, серых цапель, куликов-сукаленей (Limosa melanura), частью цапель белых, турухтанов и бекасов. Поохотились мы на этих птиц отлично. Несмотря на сентябрь, жара днем еще доходила до +30 °C в тени.
В четырех верстах от урочища Ишак-сэйте мы прошли небольшую д. Янги-арык и окончательно распрощались с Хотаном. Тотчас справа и слева явились сыпучие пески, которые залегают сплошной массой до самого Тарима, на 380 верст в поперечнике. В этих песках р. Юрун-каш, получившая по соединении с Кара-кашем название Хотан-дарьи, т. е. Хотанской реки, прокладывает себе почти меридиональный путь к северу и делает возможным вьючное движение. Путь собственно по р. Юрун-каш, о которой будет подробно рассказано в следующей рубрике, лежит по обе ее стороны, ибо летом при большой воде переправа вброд невозможна. Тропинка левого берега, где мы теперь шли, очень хорошо проторена и до оазиса Тавек-кэль возможна для колесной езды. Здесь даже устроены были при Якуб-беке станции (лянгеры)[1034] на обоих берегах Юрун-каша. Ныне эти станции заброшены, равно как и многие другие постройки (караван-сараи, казармы для войск и пр.) того времени. Китайцы стараются даже их разрушать, чтобы вконец изгладить память о своем заклятом враге. Однако простой народ теперь добром поминает Якуб-бека, ибо при нем имел все-таки лучшую жизнь, чем ныне.
Во время следования вниз по Юрун-кашу нам часто встречались небольшие партии вьючных ослов, которые возят верст за 70 в Хотан на продажу дрова, а также тростник и пух растения куга или палочника (Typha sp.). Этот пух употребляется, в смеси с известью,[1035] для штукатурки, как говорят, очень прочной.
Совершенно неожиданно на том же Юрун-каше нас постигло несчастье. Именно, незадолго перед тем Роборовский, садясь на верховую лошадь, сильно ушибся, и теперь этот ушиб принял серьезный характер: открылись частые кровоизлияния, и боль сделалась нестерпимой. Поневоле мы должны были остановиться и дневали трое суток. В это время я послал переводчика в оазис Тавек-кэль за арбой, ибо Роборовский совсем не мог сидеть верхом. На двухколесной же арбе он кое-как ехал, и таким способом дотащились мы до вышеназванного оазиса.
Река Юрун-каш. Река Юрун-каш, через которую мы перешли еще в Хотане и вниз по которой теперь следовали, вытекает на плато Тибета из высокой, как говорили нам туземцы, снеговой группы, дающей на восточной своей окраине начало Кэрийской реке. Пробежав недолго по Тибетскому плато, Юрун-каш прорывает окрайние к таримской котловине горы диким ущельем, совершенно, как мы слышали, недоступным; затем ударяется в западный угол Тэкелик-тага, делает через это небольшую излучину к западу и, выбежав, наконец, из гор, орошает оазисы – Хотан, Юрун-каш и Сампула. Здесь вода описываемой реки теряется в огромном количестве, так что, ниже названных оазисов, Юрун-каш представляет собой небольшую мелководную речку, которая зимой промерзает до дна, а весной и осенью иногда даже пересыхает. Лишь в период летних тибетских дождей та же река увеличивается вдесятеро или более в своих размерах и не оскудевает водой на всем своем протяжении.
В районе горного течения, равно как и далее до выхода из Хотанского оазиса, русло Юрун-каша покрыто валунами и галькой. Ниже Хотана, где описываемая река вступает в сыпучие пески, там и русло ее становится песчаным, часто зыбучим, как у р. Черченской. Ширина плеса здесь местами более версты, местами же вдвое уже. Летом, как говорят, по всему этому плесу бежит вода. Во время нашего прохода, т. е. в первой половине сентября, р. Юрун-каш ниже Хотана имела не более 10–15 сажен ширины при глубине 1/2-1 фута; лишь кое-где, обыкновенно под береговыми обрывами, попадались небольшие омуты, вырытые высокой летней водой. Тогда вода эта, как говорят, бывает весьма мутной и бежит очень быстро; теперь течение было также довольно быстрое, но вода светлая. От лянгера Яман-бюк большой арык отводит много воды Юрун-каша в оазис Тавек-кэль; иногда осенью, как говорят, вся вода входит от реки по этому арыку.
По обе стороны Юрун-каша тянутся, как выше сказано, сыпучие пески, оставляя для реки долину не более 2–3 верст шириной. В местности, ближайшей к Хотану, по этой долине растут (да и то мало) лишь мелкие кустарники,[1036] но далее вниз по реке эти кустарники становятся выше и гуще. Между ними попадаются: тамариск двух видов (Tamarix laxa, T. elongata), колючка (Halimodendron argenteum), джантак, солодка и кендырь; по заливным, не поросшим травой песчаным плесам торчит отдельными прутиками мирикария (Myricaria platiphylla); из трав в изобилии растет тростник, а на более влажных местах близ Тавек-кэля появляется наша тростеполевица (Calamagrostis Epigejos). Песчано-лёссовая почва описываемой долины вообще пригодна для обработки, но, вероятно, какие-либо обстоятельства тому мешают. Деревья тутрака начинают попадаться возле лянгера Яман-бюк;[1037] настоящие же туграковые леса потянулись лишь за оазисом Тавек-кэль. Однако в ближайших его окрестностях все-таки много рубят названных деревьев и возят их на быках в Хотан для построек.
Ниже Тавек-кэля Юрун-каш суживает свой плес сначала на 200–300 шагов (иногда еще менее), а потом расширяет его на полверсты или около того. Сама река текла здесь, во время нашего прохода, извилистой лентой сажен в десять шириной, местами вдвое уже, при глубине в полфута, реже на целый фут; кое-где попадались омутки. Общее впечатление было таково, что вот-вот река пересохнет, что и действительно временно случается осенью и весной; зимой же, как говорят, местами образуются довольно широкие накипи льда. Летняя вода здесь также высока и затопляет не только весь плес, но нередко выходит и на низкие берега. В это время вверх по Юрун-кашу поднимается приходящая с Тарима рыба, ловлей которой занимаются некоторые хотанцы. К осени, со спадом воды, эта рыба уходит обратно; лишь в омутах остается немного гольцов, два вида которых – Nemachilus yarkandensis[1038] и N. bombifrons n. sp. – были нами добыты.
