Василий Песков - Сельская Венгрия
Село Эрботтян расположено от Будапешта в часе езды. Село как село. Приземистые дома с огородами. Черепичные крыши. Добротная черепица! Ее производят тут же, в селе, на двух кирпичных заводах, сырье для которых — превосходная глина — находится рядом. «К глине поближе» тридцать лет назад перебрался со своим производством из Будапешта и колокольных дел мастер Лайош Гомбош.
Он ждал появления гостя и встретил нас с переводчиком в воротах своего небольшого хозяйства.
Куча глины. Под навесом — древесный уголь. У забора — бронзовый лом — свое отслужившие, треснувшие колокола. Посреди двора колокол новый. Он лежит на боку, покрытый сизой окалиной. Помощник мастера абразивным кругом счищает все лишнее, выявляет орнамент, литые слова изречений и фамилию мастера: «Отлито Миклошем Гомбошем в Эрботтяне. 1986 год».
— Наверное, сын? — спрашиваю у мастера.
— Да, это работа сына. Счастлив парень, как на Луну слетал. Первый блин — и не комом. Впрочем, пора, давно пора — тридцать три года… Я свой первый колокол отлил восемнадцати лет.
Сейчас Лайошу Гомбошу пятьдесят восемь. По виду он похож на аптекаря и никак — на литейщика. Белая куртка. Очки с толстыми стеклами. Размеренные движения, тихий, вкрадчивый голос.
— Признаться, я ожидал увидеть человека в фартуке, с закопченным потным лицом.
— Я тут бываю и в фартуке…
Мастер перенес операцию и лишь неделю назад появился тут, во дворе. Чувствовалось: удаче сына он очень рад. У него же за плечами уже более тысячи колоколов. «Но самый памятный — все-таки первый».
Гомбоши — мастера потомственные. Лил колокола дед Ференц. Знатным мастером был отец — Ласло. Его колокола до сего времени звонят не только в Венгрии, но и в Китае, в Африке, в Палестине. Англичане, сами литейщики знаменитые, слали заказы Гомбошу. На Всемирной парижской выставке ударом колокола знаменитого мастера открывался павильон Венгрии. Мастер удостоен был на выставке почестей и получил золотую медаль.
Самые большие колокола в Венгрии отливал Ласло Гомбош. Сын его помнит, как в Будапеште на колокольню Святого Иштвана поднимали девятитонное отцовское чудо. Играла музыка. Мастеру дали первому ударить в колокол — такова традиция. «Это было событие в жизни отца. И можно понять, что пережил он, когда немцы в 1944 году сняли колокол на переплавку».
У Лайоша Гомбоша самый большой — в две тонны — колокол висит на башне в городе Мишкольце.
А знает ли мастер наиболее знаменитый из всех известных колоколов?
Лайош понимающе улыбается, достает из стола фотографию.
— Как не знать, этого великана все знают. Двести тонн… Моторины лили… Имя мастера, отлитое в бронзе, — вечно, как вечен сам колокол…
Сидя в конторке Лайоша Гомбоша, вспоминаем историю. В былые времена отливка колокола была событием, равным спуску на воду большого современного корабля или даже пуску корабля космического. Колоколам давали собственные имена. В Ростове Великом поныне висят «Полиелейный», «Баран», «Голодарь». В Москве стоит «Царь-колокол»…
Колокола изнашиваются от боя. Подвержены, из-за металла, их образующего, страстям человеческим — колокола нередко переплавляли на пушки. И все же это литье из бронзы долговечнее всех инструментов, исторгающих звук. В Венгрии на одном из дунайских островов продолжает жить колокол, которому тысяча двести лет.
— Сегодня колокола заказывают небольшие, для церквей, для башенных часов, для памятников… А знаете, сколько всего по Европе осталось нас — мастеров? — Лайош Гомбош сощурил глаза. — Семь! В Испании, ФРГ, Италии, Голландии, Югославии, Австрии, ну и я вот в селе Эрботтян.
Конечно, знаем друг друга по именам. Недавно съехались на «конгресс» в Кёльне. Посидели, поговорили.
— Какая ж проблема колокольного дела наиболее актуальна, о чем говорили?
— Главное: нет продолжателей дела! Некому передавать опыт. Не хочет молодежь при нынешнем быстротекущем времени возиться с делом, требующим терпения, любви и, чего уж там говорить, мастерства. Из троих сыновей у меня только Миклош держится под рукой. Два других сказали: «Нет, отец, слишком тягучее это дело». Один работает слесарем, другой собирается стать ученым… Но есть потребность в колоколах. Миклош, чувствую, мастером будет, и, может, из внуков кого приспособлю. Вот он держится за веревку. Я ведь тоже с этого начинал.
* * *«На своем дворишке лью колоколишки, дивятся людишки», — писал в XVII веке из Ростова Великого своим друзьям Иона Сысоевич. Писал, явно поигрывая словами, явно гордясь, что дело движется ладно и складно. Целы те колокола на звоннице Ростова. Цела и оплывшая, похожая на воронку от бомбы, большая колокольная яма… И вот такую же яму, но «живую» я вижу тут, в селе Эрботтян.
— С чего начинается отливка колокола?
Мастер протирает очки, кладет руку на стопку зеленых папок.
— С заказа. Получив заказ, я еду на место. Лезу на колокольню или на башню. Смотрю: крепка ли? Оглядываю окрестности. На равнине звук от хорошего колокола слышен километров на двадцать. Если холмы — другое распространение звука…
При одном колоколе этого и довольно, чтобы вычислить силу нужного звука. Но бывает, что один или даже несколько колоколов уже есть. Требуется колокол особого тона, способного «вписаться» в оркестр. Тут расчет должен быть особенно точным. На колокольню мастер поднимается, имея при себе большой набор камертонов. Пробует, примеряется…
Приехав домой, он делает «проект колокола». Не улыбайтесь, именно так: проект. На плотной бумаге в определенном масштабе вычерчивается поперечный разрез. Высота, диаметр, толщина стенок, кривизна боковых спусков — верное сочетание всего этого даст колокол нужного тона.
— Ни разу не промахнулись?
— Был случай — до сих пор не могу разобраться, в чем дело. Поднес, помню, звучащий камертон, а колокол молчит, не отзывается. Должно же всегда получаться в согласии с замыслом.
Ну хорошо, это чертеж, а далее?
Далее мы спускаемся с мастером вниз из конторки и видим такую картину. Помощник его шаблоном из очень широкой доски обвел, обточил контуры глиняной болванки, в точности повторяющей внутреннюю пустоту будущего колокола. Внутри болванка из глины — полая, и туда заложен древесный уголь. Когда глина провялится до состояния кирпича-сырца, уголь зажгут и будут эту «печку» топить, чуть-чуть повышая температуру. Отполированная шаблоном до блеска глина превращается в большой с обвислой шляпкой грибок без ножки.
После этого наступает второй этап. Болванку мажут горячим жиром с графитом. И затем маслянисто-черный гриб начинают слой за слоем покрывать сырой глиной. И уже по другому шаблону формуют ее. Получилась «рубашка», надетая на болванку. Ее опять же медленно, по строгому тепловому графику («секрет мастера») сушат. Эта «рубашка» по очертаниям, толщине, по орнаменту и буквам из воска, над ней укрепленным, в точности соответствует форме и массе будущего колокола. Теперь сооружение надо одеть в глиняную «шинель». «Рубашку» тоже промасливают и вровень с высотой восковых выпуклостей щеткой набивают на нее особую огнеупорную смесь из молока, яиц, волос, чего-то еще («секрет мастера»). Эта сантиметровой толщины корка, естественным образом высохшая и спрятавшая в себя восковые накладки, должна будет прилипнуть к «шинели», стать подкладкой ее. Глиняную «шинель» набрасывают слой за слоем, уже не заботясь о внешней форме. Получившийся трехслойный кокон сушат все той же «печкой», спрятанной в изначальной болванке. Соблюдение технологии и терпение необходимы. Если что-нибудь треснет при сушке — начинай сначала.
