Фритьоф Нансен - «Фрам» в полярном море
Удивительно, как одни только сутки попутного ветра изменили настроение экипажа! Все, кто прежде бродил вяло и безучастно, теперь вдруг проснулись, воспряли духом и стали предприимчивыми. Лица прояснились. Раньше все разговоры сводились к односложным «да» и «нет»; теперь с утра до вечера люди перекидывались шутками и остротами, со всех сторон слышались смех, песни и оживленная болтовня. Настроение поднялось, а вместе с ним крепли надежды на хороший дрейф. На сцену была извлечена карта, и начали строиться не весьма обоснованные предположения. «Если ветер продержится до такого-то дня, то мы к этому дню будем уже там-то и там-то. Ясно, как божий день, что мы будем дома осенью 1896 г.! Стоит лишь посмотреть, насколько мы продвинулись до сегодняшнего дня, а чем дальше будем мы двигаться к западу, тем быстрее будет дрейф…» И так далее… и так далее.
Мороз, в середине марта не превышавший -40 °C, в течение апреля упорно держался между -30 и -25 °C, но в мае сравнительно быстро стал уменьшаться. Примерно в половине мая термометр стал показывать около -14 °C, а в конце мая – всего -6 °C. 3 июня – это до сих пор был самый теплый день – возле судна образовалось большое озеро талой воды, несмотря на то что наивысшая температура в этот день была -2 °C, а небо оставалось пасмурным[389].
5 июня ртуть в термометре первый раз остановилась выше точки нуля: на плюс 0,2 °C. Затем температура в течение нескольких дней снова понизилась до -6 С, но 11-го числа опять поднялась приблизительно до + 2 °C и так далее.
Осадки в течение упомянутого периода выпадали в крайне незначительных количествах: лишь изредка наблюдался небольшой снегопад. Исключение составил четверг, 6 июня. Ветер до этого в течение нескольких дней дул с юга и запада, ночью повернул на северо-запад, а утром в 8 ч задул свежий бриз с севера. Тогда и начался необычайно сильный снегопад.
Полуночное солнце мы увидели первый раз в ночь на 2 апреля.
Одной из главных задач экспедиции было исследование глубин Полярного моря. Однако наши самодельные и непрочные тросы вскоре настолько износились от трения и ржавчины, что пришлось соблюдать в обращении с ними крайнюю осторожность и ограничить число измерений куда больше, чем это было желательно. Случалось также, что линь обрывался при подъеме и мы теряли значительные его куски.
После отъезда доктора Нансена и Йохансена первый раз измеряли глубину 23 апреля. Мы думали, что лот сразу дойдет до глубины 3000 м, но, достигнув всего 1900 м, линь ослаб. Можно было подумать, что лот достиг дна, и линь вытащили обратно. Тогда выяснилось, что дно не достигнуто. Мы снова вытравили 3000 м, но потеряли оборвавшийся конец, приблизительно в 900 м длиною. На основании этого я решил, что лот коснулся дна на глубине 2100 м, и спустил новый лот на эту глубину, но дна не достал. На следующий день опускали лот последовательно на глубину 2100, 2300, 2500 и 3000 м, но ни разу дна не достали. На третий день, 25 апреля, вытравили сперва 3000, потом 3200 м, но попрежнему дна не достали. Так как стальной трос оказался коротким, то пришлось удлинить его, наставив пеньковый канат. Снова опустили лот на глубину 3400 м. Вытягивая лотлинь, заметили, что он оборвался, и потом оказалось, что, кроме наставки из 200 м пенькового каната, потеряно еще около 500 м стального троса.
Пришлось отложить измерения глубины вплоть до 22 июля, так как пеньковые канаты настолько износились, что мы решили не пользоваться ими до наступления более мягкой погоды.
Погода и ветер были, само собой разумеется, излюбленными темами разговоров на «Фраме», особенно в связи с вопросом о дрейфе. На борту, как подобает, был свой предсказатель погоды – Петтерсен. Его специальностью были предсказания попутного ветра – и в этом он был неутомим, хотя предсказания далеко не всегда сбывались. Выступал он со своими пророчествами и по другим поводам, и ничто не доставляло ему такого удовольствия, как пари насчет его предсказаний. Если он выигрывал, то много дней подряд сиял от радости, если же проигрывал, то умел так запутать объяснениями и свое предсказание и результат, что казалось, будто обе стороны правы.
Подчас, как я уже сказал, Петтерсену не везло, и тогда его беспощадно поднимали на смех. Но бывало, что пророчества одно за другим сбывались, и тогда его охватывало такое воодушевление, что он готов был предсказывать и биться об заклад, о чем угодно. Один из наиболее жестоких провалов принесло ему пари 4 мая со штурманом насчет того, что мы еще до конца октября увидим землю. А 24 мая он бился об заклад с Нурдалом, что в понедельник вечером (27 мая) будем под 80° восточной долготы. Нечего и говорить, что все горячо желали, чтобы его невероятное пророчество сбылось, но, увы, чудо не свершилось, даже и к половине июня мы еще не подвинулись так далеко на запад, и лишь 27 июня «Фрам» прошел 80-й градус долготы.
В конце мая солнце и весенняя погода начали сильно разъедать снежный покров вокруг судна, на льду перед форштевнем «Фрама» образовалось озерко снеговой воды. Так как снег вдоль всей стенки корабля, особенно у форштевня, изобиловал сажей, отбросами и нечистотами из собачьих конур, то возникло опасение, что вместе с таянием начнется по крайней мере неприятное зловоние. Если бы озеро расширилось, как в прошлом году, вокруг всего судна, то могло быть так, что у нас совсем не было бы чистой воды даже для умывания. Поэтому я распорядился отгрести снег с правого борта и отвести его в сторону. Работа эта заняла около двух дней.
Наступление весны задало нам порядочно работы как внутри судна, так и вне его. Прежде всего нужно было перенести на судно все, что было сложено на льду, на котором то и дело вскрывались новые полыньи и трещины, вдобавок некоторые припасы не выносили сырости.
Вскоре солнечные лучи стали сильно нагревать тент, под лодками и на баканцах начал таять снег. Пришлось сгрести и счистить весь снег и лед не только из-под тента, но и под лодками на юте, в проходе правого борта, в трюмах– вообще всюду, где требовалось. В отделениях кормового трюма скопилось в этом году гораздо больше льда, чем в прошлом, вероятно, потому, что зимой мы топили каюту много больше, чем прежде.
В кают-компании, библиотеке и жилых каютах была произведена основательная чистка. Да и пора было: потолок, стены, вся обстановка покрылись за долгую полярную ночь толстым бурым слоем сажи, жира, дыма, пыли и других веществ.
Картины в кают-компании и у меня в каюте мало-помалу потемнели, как и вся обстановка, и приняли в общем весьма загадочный вид. Приложив старания и потратив немало мыла и воды, я наконец смог более или менее восстановить их былой вид.
Чистку мы кончили вечером 1 июня, накануне Троицы, а затем очень приятно провели Троицын день, за ужином была каша с маслом и, кроме того, немало изысканных лакомств. После Троицы опять принялись за работы, которые были необходимы, если принять во внимание время года и возможность того, что летом «Фрам» мог стать на воду.
