Генри Мортон - Святая Земля. Путешествие по библейским местам
— Это любовная песня, — ответил он. — Танцоры говорят, что красота возлюбленной так велика, что их глаза ночью не могут закрыться…
Сам танец состоял из самых варварских поз и жестов, какие только можно вообразить. Мужчины, окружавшие музыкантов, внезапно подпрыгивали с дикими криками, вращались, странным образом изгибаясь. Время от времени они делали вместе шаг вперед, и много раз вся компания, словно одержимая единым безумием, склонялась вперед и делала три прыжка подряд.
Причем все движения совершались в точном соответствии с ритмом, и ни один жест нельзя было назвать более странным, чем те, что стали популярными в танцах в нашем обществе в последние двадцать лет. Во время войны многие исполняли странный танец: три быстрых шага и приседание; так вот, это отдаленно напоминало движения танцоров Сивы.
В этом танце — хоть в Лондоне, хоть в Сиве — больше всего утомляет его монотонность. Видимо, начинал работать лубчи, и танцоры казались совершенно неутомимыми. Мне говорили, что они могут продержаться всю ночь.
Я заговорил с молодым доктором. Он был египтянином, который много лет провел в пустыне, а в Сиву приехал из оазиса Бахария, где, по его словам, танцевали не мужчины, а женщины. Они исполняли древний ганец. Встав спиной к зрителям, они двигали бедрами в такт ударам барабанов и мелодии флейт. Женщины Бахарии живут в строгой изоляции от посторонних и выходят только в ночи танцев.
— Помню, однажды мне пришлось пойти к шейху и сказать ему, что, если я не увижу его жену, она скорее всего умрет, — рассказывал доктор. — А он мне ответил: «Хорошо, можешь увидеть ее, но как только она поправится, я с ней разведусь». И так и сделал.
— А какое у вас впечатление о людях пустыни?
— Они… как бы сказать… примитивные. Если антропологи захотят изучать примитивных людей, зачем выкапывать черепа тысячелетней давности, когда можно приехать в оазис и исследовать живых носителей той же культуры? Их обычаи и верования восходят ко временам древнее самого Древнего Египта, корни уходят в неизвестное прошлое, и каждый доктор неизбежно сталкивается с проявлениями колдовства в той или иной форме.
Некоторое разнообразие вечеру придало появление поразительно робкой пожилой женщины. Ее волосы были выкрашены в яркий каштановый цвет, щеки нарумянены, а руки перегружены украшениями. Она выглядела как узел исключительно яркого тряпья, а на ногах у нее были изящные маленькие арабские шлепанцы из мягкой алой кожи.
— Кто это? — спросил я у доктора.
— Танцорка, — ответил тот. — Она давным-давно приехала сюда из Триполи, тогда она была очень красивой, и мужчины боролись, чтобы завоевать ее внимание.
Как только женщина появилась, сформировалось еще одно конкурирующее кольцо из танцоров. У них был свой барабанщик и свой флейтист, которые тоже расположились в центре кольца. После вводных церемоний, призванных продемонстрировать ее застенчивость, женщина вступила в круг, она двигалась медленно, волнообразно, а лицо ее было прикрыто черным покрывалом. Поскольку сперва она пришла с открытым лицом, я удивился, увидев чадру теперь.
— Ни одна женщина не имеет права танцевать без покрывала. Это традиция, — пояснил доктор.
Я надеялся, что красотка из Триполи привнесет немного очарования в довольно скучный процесс, но ее движения состояли из ритмического покачивания бедрами, не менее монотонного и невыразительного, чем прыжки окружавших ее мужчин. Она продолжала одно и то же движение на протяжении часа, и за это время многие мужчины включились в танец, поспешив присоединиться к кольцу, окружавшему женщину.
Я начинал чувствовать усталость, но сиванцы были свежи и бодры. Песчаные мухи кусали немилосердно, и я подумывал, что пора бы закончить вечер.
Полицейский с ружьем и человек с кнутом внезапно присоединились к танцу, но основная компания не собиралась останавливаться. Мне сказали, что все будут танцевать, пока не прекратится музыка. Но музыканты обычно говорят, что будут играть, пока есть желающие танцевать. Кажется, я уже слышал раньше нечто подобное, но так далеко от этих песков!
Удалось найти счастливый компромисс. Музыкантов уговорили вернуться в деревню, играя по дороге. Когда они двинулись в путь, танцоры пошли следом, словно пчелы, сгрудившиеся вокруг королевы.
Звуки тамтама и монотонное пение стихли вдали: но всю ночь ритм этот раздавался где-то в Сиве, и только перед самым рассветом танцоры рухнули в изнеможении и танец прекратился.
9Я проснулся без четверти пять утра. Еще светила луна, и я услышал, как слуги внизу, во дворе, пакуют вещи. Выглянув в окно, я увидел безмолвную, притихшую Сиву, залитую зеленым светом, по песку тянулись темные дорожки автомобильной колеи, неподвижно вырисовывались тени пальм, и старое поселение на холме, молчаливое и черное, напоминало кладбище.
Накануне вечером мы купили яйца, они пошли на завтрак; стол освещала керосиновая лампа. Еще сияла луна, когда около шести утра мы тронулись в путь, в небе можно было заметить лишь первые намеки на рассвет. В темноте раздалась мелодичная трель птицы, но как я ни вглядывался, я так и не смог заметить ее. Кто-то сказал, что это хадж маула — птица, которая водится только в оазисе Сива.
Патрульная машина неслась впереди по пескам, а мы следовали за ней через тихую сонную деревню. Притормозили у полицейского участка, где шофер патрульной машины оставил ружье при въезде в оазис. Повар-суданец и официант устроились в патрульной машине, белые головные уборы создавали ощущение, что у них болят зубы. Темные лица поворачивались туда-сюда, чтобы рассмотреть лепнину на стенах, а синие тени протянулись к старому поселению на холме, нависающем над долиной черной массой, зубчатые вершины которой были тронуты зеленым светом. Шофер вышел из полицейского участка с ружьем и патронташем в руках и спустился по лестнице. Он повесил патронташ через плечо, прислонил ружье к сиденью и взобрался на свое место. Караульный полицейский помахал рукой, желая нам счастливого пути, и мы помчались к белым лунным горам. Я оглянулся назад и бросил последний взгляд на Сиву, лежавшую в тени пальмовых рощ, на звезды, сиявшие над ней, и на небо, которое уже начинало светлеть на востоке, предвещая наступление нового дня. Некоторое время мы ехали по прямой, так что луна была все время слева, а справа все ярче пульсировали розовые сполохи рассвета. Вскоре вся восточная сторона неба побелела, и когда мы достигли плато, над пустыней поднялось и само светило, согревая пустыню.
Весь день мы ехали на север по безжизненной местности. Солнце пересекало небо. Мы устали, изнывали от жажды и жара. Потом снова появились звезды. В первом часу темноты в свете фар мелькнул верблюд, и мы поняли, что приближаемся к концу плато и начинается долгий спуск к морю и к местечку Мерса Матру. Внезапно мы увидели вдали огни городка на морском берегу.
