Финн Риделанд - Остров в Меланезии
Из плавного хоровода танец вдруг превратился в бешеный вихрь, в грохочущую оргию звуков, рожденных многоголосым криком и боем барабанов. Подхлестнутый сумасшедшим ритмом, резко возрос темп танца, все сильнее и сильнее ударяли ладони по коже питона, обтягивающей барабаны, все громче и громче звучал хор сотен голосов, разносящихся далеко над долиной.
Теперь танцевали все: даже женщины с младенцами, висящими у них за спиной, и скрюченные ревматизмом старики, тщетно пытавшиеся двигаться в такт музыке.
У всех лица были исчерчены известью, волосы украшены цветами и листьями. Набедренные повязки были самых ярких расцветок. Некоторые держали в руках горящие факелы из бамбука. Охваченные экстазом, с пылающими глазами, вздрагивающими от возбуждения губами и щеками, залитые потом и окутанные дымом, они громогласно выражали свою преданность духам предков.
Я заметил, что почти все наши полицейские и санитары чрезвычайно хладнокровно взирали на танец, и подумал, что в какой-то мере они чувствовали себя выше своих земляков, прошлого и обычаев родного народа.
По сравнению с жителями Тсубиаи наши помощники с побережья находились, так сказать, на более высоком уровне цивилизации. Но в глубине души им хотелось оказаться среди танцующих, ибо они были детьми этой земли, этой древней культуры. И когда темп танца ускорился, их тела вдруг стали ритмически вздрагивать в такт грохоту барабанов. Еще немного, и, охваченные экстазом, они сбросили свои белые одежды и ринулись в вихрь танца.
Оба круга танцующих по-прежнему двигаются все в том же направлении. Танцуют по двое в ряд. Движения ног быстрые, руки согнуты в локтях, верхняя часть корпуса наклонена и раскачивается в такт шагам. Синеватые отблески луны на черных спинах приобретают зловеще-мистический оттенок. Во мраке ночи белки глаз сверкают, как фосфоресцирующие грибы, а из ловящих воздух ртов валит пар, похожий на легкие клубы облаков.
Ночной туман опустился на долину, словно укрыв ее ковром из серовато-белого пуха. На северо-западе появились облака. Они плыли по небу от самого моря и теперь медленно надвигались на молчаливые горы. Луна исчезла. Танец и пение стали затихать и скоро прекратились совсем. Воцарились мрак и тишина. Я посмотрел на часы. Они показывали половину четвертого.
Но вот снова из-за облаков выглянула луна, и на площадке между хижинами в Тсубиаи возобновилась жизнь. Но теперь это были новые песни и танцы.
Барабаны гремели не так громко, танцы были менее неистовыми. Оба круга танцующих слились в один, и танцевали они не по двое, а по трое и даже четверо в ряд. В центре этого огромного хоровода стояла небольшая группа подростков. Голову каждого украшала большая кувшинообразная шляпа — я видел их и раньше, — лица были раскрашены желтыми и белыми точками. Женщины в этом танце участия не принимали. Я включил карманный фонарь и обнаружил, что женщины куда-то исчезли.
Мальчики в странных шляпах еще не были посвящены в мужчины. До достижения совершеннолетия они считались принадлежащими к культу упей. Именно для них, олицетворявших культ улей, пели и танцевали сейчас мужчины.
Ночь превратилась в холодное серое утро, но мужчины Тсубиаи еще не собирались расходиться. Когда стало светать, женщины проснулись и отправились на огороды, прилепившиеся к крутым склонам холма чуть пониже деревни. Вскоре они вернулись с корзинами из листьев саговой пальмы, наполненными луком-пореем, помидорами, таро, сладким картофелем и куму (куму — растение вроде салата, растущее прямо в джунглях). Они сложили овощи грудами перед домом, двери которого были украшены черными изображениями духов и другими мистическими символами.
Некоторое время женщины стояли возле дома, но, когда мужчины начали новый танец, присоединились к ним. Этот последний танец продолжался всего несколько минут, после чего все взрослые участники празднества подошли к грудам овощей и приступили к утренней трапезе. Между тем мальчики в шляпах упей отошли в сторону, чтобы не мешать старшим. Скоро площадка опустела, и мы остались одни. А еще через несколько минут, усталые и сонные, мы вернулись в отведенную нам хижину на краю деревни.
Упей — никому не известно, что означает это слово, — это культ, который наложил весьма своеобразный отпечаток на обитателей Северного Бугенвиля. Никто не знает его истоков и корней, поэтому одной из задач нашей экспедиции было разузнать как можно больше об этом, быть может самом интересном, религиозном течении в долине реки Аита. И танцы, которые мы наблюдали во время ночного празднества, несомненно были частью ритуала, посвященного культу упей.
В первый класс школы при административном центре в Вакунаи ходил мальчик но имени Экирави. Родители не знали точно возраст сына, однако в регистрационной книге было указано, что Экирави девять лет. Я много раз видел этого шустрого мальчугана в Вакунаи, и теперь немного удивился, встретив его в Тсубиаи. Он тоже узнал меня и улыбнулся, а я похлопал его по плечу как старого приятеля.
Экирави сильно изменился, с тех пор как я видел его в последний раз. Теперь на нем была ритуальная шляпа, свидетельствующая о принадлежности к культу упей. Я спросил, почему он бросил ходить в школу в Вакунаи и зачем надел эту шляпу. Экирави помолчал немного, потом сунул руки под мышки и прошептав «упе-е-ей», быстро отбежал в сторону и присоединился к остальным ребятам.
Когда у мальчиков начинают расти волосы под мышками, их объявляют принадлежащими к культу упей. С этого момента и до совершеннолетия они носят высокую ритуальную шляпу упей. Посвящение в мужчины происходит лет в пятнадцать-шестнадцать, а до тех пор подростки ходят с длинными волосами, заплетенными в косы, которые они запихивают в тулью шляпы. Шляпы забавно раскачиваются и подпрыгивают на голове при каждом резком движении, но сидят достаточно плотно и не сваливаются. Их изготовляют из длинных узких листьев саговой пальмы. Одни шляпы желтовато-белые и по форме напоминают луковицы, другие раскрашены в полоску и совершенно ровные, как цилиндр, сверху донизу. Как и все мальчишки, Экирави очень гордился своей шляпой.
Когда здесь были прошлый раз представители администрации, они уговорили Экирави поехать с ними в Вакунаи учиться. Но через некоторое время Экирави и его родители решили, что ему нечего делать в школе, и мальчик вернулся в родную деревню. Теперь сама жизнь была его школой, той самой, которую посещали все дети Тсубиаи. Здесь они получали практические знания, и никто не заставлял их сидеть целыми днями в закрытом помещении и заучивать буквы и цифры.
Теперь Экирави общался только со своими сверстниками из группы упей. Они жили в специальном доме на самом краю деревни, куда был закрыт доступ женщинам. Иногда Экирави и его товарищи ходили с мужчинами на охоту, а вечерами сидели перед домом упей и слушали рассказы жителей деревни. Из них они черпали информацию.
