Рудольф Лускач - Завещание таежного охотника
— Но ты, Иван Фомич, очень мрачно смотришь…
— Я знаю, что делаю, Родионыч. Пообещай мне выполнить мою просьбу.
— Хорошо, друг. Андрей получит твое послание, даже если бы мне пришлось идти пешком до самого Петрограда. Только столь важное письмо должно быть опечатано. Подожди немного, я сургуч принесу.
Феклистов остался один. Устало закрыв глаза, он вскоре уснул. В этот момент тихо приоткрылась дверь и в комнату вошел Пуговкин. Увидев на столе исписанную бумагу, он развернул ее. Прочитав первые строки, он дрожащей рукой надел пенсне. С необычайным волнением стал читать. Вдруг он услышал шаги и быстро вышел из комнаты.
— Мы здесь, Фомич, — весело объявил Бобров, подходя к постели. — Однако наш пациент уже заснул. Это хорошо.
Услышав шум, Иван Фомич открыл глаза, позвал Орлова и попросил запечатать письмо.
Друзья запечатали письмо, и Феклистов снова заснул. Бобров приписывал это действию корня женьшень.
— Если бы только сердце не было так ослаблено… Тогда бы я готов был поверить, что и на этот раз корень жизни не подведет.
Но корень не помог.
Глава 3
ЖИВЫЕ ДРАГОЦЕННОСТИ
Теперь, когда мне стала известна чуть ли не вся жизнь Орлова, я смотрел на него с еще большим почтением и восхищением. Правда, меня удивляло отсутствие его жены Майиул, которой хлопоты по домашнему хозяйству, по-видимому, не мешали в развитии ее художественных дарований. Об этом свидетельствовали многочисленные картины — акварель, масло и карандаш, висевшие на стенах. Я с интересом осматривал таежные этюды, сценки из охотничьей жизни, пейзажи и натюрморты.
Родион Родионович объяснил мне значение многих картин или их историю. Осмелев, я спросил, где же хозяйка дома, столь прекрасно владеющая кистью.
Старый охотник улыбнулся, расправил бороду и сказал:
— Вот какое дело: жена хоть не молода, но не пропускает ни одной выставки. Не то, чтобы только свои картины выставляла. Нет, имеет еще и другие занятия. Сейчас как раз подготавливается выставка народного творчества. К кому с этим обратиться? К Майиул Каундиговне Орловой. Знаете ли, выборы, комиссии, совещания, собрания, заседания, бог знает, что еще. А вы еще спрашиваете, где жена? Организовывает, согласовывает и советует художникам, а мы вот тут с Тамарой сидим одни.
— Только, дедушка, не говорите так! — засмеялась внучка. — Сами туда бабушку посылаете, сами советуете, какие картины показать. Уж не отпирайтесь!
По правде говоря, о жизни Родиона Родионовича мне рассказывали много, но кое-чего не досказали. Какова, например, судьба письма Ивана Фомича Феклистова?
Вручил ли его Родион?
Занялся ли Андрей отцовским таежным наследством? О каких сокровищах шла речь?
Все эти вопросы остались невыясненными, и никто даже не пытался на них ответить. Очевидно, старый Феклистов был всего-навсего чудаковатым геологом, придававшим всем своим находкам намного большее значение, чем они имели в действительности. Может быть, он и впрямь нашел месторождения золота, но настолько бедные, что их вообще нельзя было разрабатывать старым примитивным способом, и они ожидали, пока в землю не вгрызутся мощные экскаваторы, а в тайге не вырастут хорошо оснащенные промышленные предприятия по добыче этого драгоценного металла.
Может быть, завещание касалось соболей, а может быть, корня женьшень?
Одними догадками этой запутанной истории мне было не разрешить. Должен признаться, что, подстрекаемый любопытством, но не желая со столь щепетильным вопросом обращаться непосредственно к старику Орлову, я спросил об этом Петра Андреевича Чижова.
Но тот исчерпывающего ответа дать не мог.
— Я и сам толком ничего не знаю. Андрей Феклистов погиб во время первой мировой войны, вскоре после смерти своего отца. Что произошло потом, не знаю. Должно быть, все кончилось на смерти отца и сына. Не ломайте над этим голову. Вероятно, когда-нибудь все откроется, хотя я лично обо всех этих «сокровищах» неважного мнения. Иначе бы Орлов о них что-нибудь да знал и после революции сделал бы все возможное, чтобы богатое наследство Феклистова было использовано.
— А внук? Он, видимо, приехал с определенной целью? Не верится мне, чтобы его интересовали только соболи.
— Вот уж не думал, что вы такой дотошный! Я получил письмо от его дяди, биолога Реткина. Там написано, чтобы я помог его племяннику добраться до таких мест, где, по моему мнению, водятся соболи. Реткин сейчас занимается проблемой переселения соболей в места, где они раньше водились, но потом были истреблены. Ну, а когда он не смог приехать к нам, послал Олега. Тут все вполне естественно…
— …Вплоть до того, что племянник геолог и в соболях он разбирается, судя по всему, как я в звездах!..
— Вы ошибаетесь, дорогой друг. Соболя Олег знает. Все его повадки, характер. Ведь доказал он нам, что мы делаем большую ошибку, когда оставляем соболя хотя бы на одну ночь в капкане. Он даже показал новые капканы, которые хочет осенью испытать. Вчера он договорился со здешним кузнецом, чтобы тот срочно сделал ему еще несколько таких капканов. Правда, я сомневаюсь, чтобы сейчас, в теплое время, ему удалось что-либо поймать.
— Значит, я должен отказаться от мысли, что у Олега иные намерения, чем соболи?
— Это, Рудольф Рудольфович, ваше дело. Для меня вопрос ясен: мы едем искать соболиный рай в Сурунганских горах, о которых когда-то рассказывал и, наверное, даже писал Иван Фомич Феклистов.
— Какая дорога ведет к этому раю?
— Никакой. Как и к каждому обетованному месту, ведут лишь тропинки, да и те обычно загромождены камнями и деревьями. Летом и осенью попасть туда очень трудно!
— Но нам говорили, что старый геолог бывал там во все времена года.
— Так это ж был Феклистов! Однако даже он не рисковал отправляться туда в одиночку. Обычно его сопровождал Хатангин, опытный охотник. Но Хатангина уже нет в живых, а со времени смерти Ивана Фомича в тайге многое изменилось. Как-никак более двадцати лет прошло! Орлов тоже там бывал. Дважды, но всякий раз зимой, когда реки, ручьи и болота скованы льдом. Ездил на санях, часть пути, говорят, проделывал на лыжах.
В тот же вечер Родион Родионович подробно ознакомил нас со своими поездками к Сурунганским горам. Память у него была завидная, и он обращал наше внимание на непроходимые места, переправы, броды, болота, крутые обрывы. Он не скрывал сомнения, что вряд ли нам удастся совершить это трудное путешествие в начале осени.
Олег сначала записывал указания Орлова, но вдруг закрыл тетрадь. Минуту он молча смотрел на старика, потом тихо произнес:
