Генри Мортон - От Рима до Сицилии. Прогулки по Южной Италии
Первым из закоулков памяти всплывает имя авантюриста Райнульфа. Ему была пожалована земля, на которой в 1027 году он построил и укрепил город Аверса, что близ Неаполя. Здесь образовался рынок наемников. Прошло немного времени, и наемники потеряли интерес к сражению за других людей, они решили завоевать страну для себя. Первым семейством, вошедшим в историю, стала семья скромного рыцаря Танкреда де Отвиля. Он жил к югу от Шербура, в селении с английским пейзажем. Место называлось Котантен. Танкред сказал своим двенадцати сыновьям, что, поскольку он не в состоянии оставить наследство более чем одному из них, то пусть остальные добывают себе деньги сами. Само собой разумеется, что выбором их стала Аверса. Для норманнов того времени она была тем же, что Эльдорадо для испанцев XVI столетия.
Первыми пустились в путь трое старших сыновей, затем к ним присоединились и остальные. Двое вписали свои имена в историю Италии. Это были Роберт и Роджер Отвиль. Случилось это в 1057 году. Прошло девять лет. Возможно, оба последовали бы за герцогом Вильгельмом в Англию и основали бы семьи вдали от экзотических полувосточных красот, однако им выпала другая судьба. Вместе братья захватили Апулию и Калабрию и, перемахнув через Мессинский пролив, покорили Сицилию. В ИЗО году сына Роджера де Отвиля, Роджера II, провозгласили королем Сицилии. Его дочь Констанца вышла замуж за императора Генриха VI, а сын стал Фридрихом II, тоже императором, и получил прозвище «Поражающий Вселенную».
По пути в Апулию интересно сравнить два норманнских завоевания. Завоевание Англии — спланированная военная операция, замаскированная под династическую борьбу. Эта операция получила одобрение Церкви. Завоевание Италии — беспорядочные акции разных людей, действовавших в одиночку в поисках счастья. Первое завоевание скоро было окончено, в то время как завоевание Южной Италии заняло большую часть столетия.
Все, кто знаком с норманнскими церквами и замками Англии, въезжают в Апулию с предвкушением того, что увидят в Италии нечто знакомое, найдут близнеца лондонской Белой башни. Если бы не небольшая разница во времени, Роберты и Роджеры, носившие шелковые одежды, расшитые куфическими письменами, устраивавшие гаремы по образцу сарацинских эмиров и гулявшие в апельсиновых рощах возле синего моря, могли бы присоединиться к Уильямам и Генри, переплыть Ламанш и вписать свои имена в Дебретт.
По дороге в Фоджу я проехал совсем немного, когда увидел впереди себя то, что принял за крепостной город на вершине горы. Подъехав поближе, понял, что это, должно быть, замок Лучеры. Его размеры меня поразили. Я насчитал около двадцати башен, они вырастали из гигантских стен на равном расстоянии друг от друга. Да, подумал я, обойти замок не удастся и за полчаса. Стояла полная тишина. Ни одного человека вблизи. Мне казалось, что здешние замки и города выглядят словно после чумы или набега.
Был уже вечер, и я настроился ночевать в Фодже, тем не менее мне захотелось увидеть главные ворота, а сюда вернуться на следующий день. Однако обнаружил, что дорога заканчивается оврагом. Попробовал поехать по другой дороге, но с тем же результатом: увидел, что вздымавшиеся над головой светло-желтые стены по-прежнему недоступны. Проходивший мимо меня священник с детьми указал другую дорогу, она и вывела меня к цели. К воротам тянулась тенистая аллея. Я зачарованно глядел на замок, но тут послышался скрип в главных воротах: открылась маленькая боковая дверь, и появился высокий старик с тяжелой палкой в руке. Его можно было принять за норманнского феодала-разбойника. Рост у него был выше среднего итальянского, а глаза — голубые, что нередко встречаешь в этой части Италии. Во внешности старика было что-то воинственное или по меньшей мере агрессивное. Впечатление усиливала внушительная палка и старые немецкие военные ботинки. Оказалось, что он — смотритель. Он оглядел меня, и его глаза блеснули, словно у охотника, заметившего дичь. Старик немедленно открыл дверь и жестом пригласил войти. Я последовал в направлении, указанном его посохом, и, оглянувшись по сторонам, увидел зрелище, к которому был не готов. Стены и башни, обещавшие издали нетронутое Средневековье, охраняли лишь заросли вереска и мелкого кустарника. Я был разочарован, ведь я надеялся, что Лучера покажет мне замки, которые Фридрих II настроил по всей Южной Италии. В его время они славились роскошью и водопроводами. За исключением Лагопесоле, замок Лучеры был самым большим. Я шел по траве, проросшей из растрескавшегося мрамора, и вдруг подумал, что редко в наше время увидишь руины, по которым ходил Иеремия или другой персонаж Ветхого Завета. Археологи сделали запустение менее заметным: они вырыли ушедшие в землю колонны и снова их установили, но большая часть юга Италии до сих пор не раскопана. В Лучере, как и в десятке других мест, можно убедиться в том, как беспощадно Время, чему способствует, конечно же, и человек, всегда готовый унести для своего свинарника хороший кусок мрамора.
Ошибочно приняв мои размышления за разочарование, смотритель оперся на посох, как на копье, и пустился в долгое описание жизни Фридриха II, чему на тот момент я не готов был внимать. Я был бы больше ему благодарен, если бы он показал мне аутентичный портрет или бюст Фридриха. Как и его современник, святой Франциск, он был самым замечательным человеком своего века, однако, несмотря на весь свой блеск, историческим неудачником. Как полно доказал он эпиграмму Вольтера, что «она вовсе не Священная, не Римская и не империя». Внешность Фридриха не была героической. Он был среднего роста и к тому же довольно пухлым; волосы не рыжие, как у всех Гогенцоллернов, а каштановые. В Святой Земле арабы с удивлением смотрели на бритые подбородки и говорили, что на рынке рабов за такого человека нельзя было бы выручить и двести драхм. Тем не менее император Священной Римской империи, пускавшийся в исторические споры на арабском языке, был достоин уважения. К тому же он был дружелюбен, любознателен и держался с чувством собственного достоинства.
Лучера — город и замок — были одним из удивительнейших достижений Фридриха, причем в век крестовых походов почти невероятным. Это вызвало громкий протест в христианском мире и дало козыри врагам императора в Латеранском дворце. Обнаружив, что остров Сицилию терроризируют банды сарацин, спустившихся с гор для разграбления городов, деревень и путешественников, Фридрих решил проблему оригинальным способом. Вместо того чтобы затеять изнурительную войну, Фридрих окружил сарацин, словно те были редкими разновидностями дичи, которую необходимо было развести в другом месте, и перевез их в северную долину Апулии.
