Жюль Верн - Михаил Строгов
С той минуты как Гарри Блэнт упал раненный, Альсид Жоливе не переставал заботиться о нем. Во время мучительного перехода из Колывани в татарский лагерь, в продолжение многих часов ходьбы, Гарри Блэнт шел, опираясь на руку своего бывшего соперника, и, только благодаря ему, мог кое-как следовать за обозом. Альсид Жоливе, которого никогда не покидала его практическая философия, всеми способами старался подкрепить больного и физически и морально. Первой заботой его, как только они прибыли в лагерь, было посмотреть рану Гарри Блэнта. Он очень ловко снял с него верхнее платье и сразу увидел, что рана не была опасна — плечо было немного поцарапано картечью, и только.
— Пустяки, — сказал он, — простая царапина! Две-три перевязки, мой милый друг, и она не будет даже заметна!
— Но эти перевязки?.. — спросил Блэнт.
— Я сам вам их сделаю.
— Но разве вы доктор?
— Все французы немножко доктора, — смеясь, отвечал Жоливе и, как бы в подтверждение своих слов, вынул носовой платок, разорвал его, из одного куска нащипал корпии, из другого наделал тампонов, принес воды из колодца и, осторожно обмыв рану, с большим искусством перевязал ее.
— Я вам очень благодарен, Жоливе, — отвечал Гарри, растягиваясь под тенью раскидистой березы, на приготовленном ему французом ложе из сухих листьев.
— Э, что за благодарности! Вы на моем месте поступили бы так же!
— Я этого не знаю… — немного наивно отвечал тот.
— Ну полноте дурачиться! Все англичане великодушны.
— Разумеется, ну, а французы?
— Что французы? Французы просто-напросто добры, даже глупо добры, если хотите! Но что их подкупает, так это то, что они французы! Впрочем, оставим этот разговор, да и вообще, если вы мне верите, перестанем совсем разговаривать. Вам необходимо теперь отдохнуть.
Но Гарри Блэнт вовсе не желал молчать.
— Жоливе, — начал он, — как вы думаете, наши последние депеши перешли за русскую границу или нет?
— А почему же нет? — отвечал тот. — Уверяю вас, моя прелестная кузина в настоящую минуту прекрасно знает обо всем, что произошло в Колывани!
— А в скольких экземплярах ваша кузина печатает эти депеши? — спросил он, в первый раз ставя этот вопрос так открыто.
— Знаете что! — смеясь, отвечал Жоливе. — Моя кузина особа очень скромная, она не любит, когда о ней говорят, и если бы она узнала, что из-за нее вы не спите, то была бы в отчаянии.
— Но я не хочу спать, — отвечал англичанин. — Что думает ваша кузина относительно дел в России?
— Что дела эти в данную минуту очень плохи, понятно. Но, конечно, московское правительство могущественно, вторжение бухарцев их не должно очень тревожить. Сибирь от них не уйдет.
— Излишняя самонадеянность погубила многие великие державы! — отвечал Гарри Блэнт.
Он, как и все англичане, был заражен «английской» завистью к русским, когда вопрос касался о правах России в Центральной Азии.
— О, бросим политику! — воскликнул француз. — Она положительно запрещена на медицинском факультете. Ничего не может быть хуже политики для ран на плече, если только она не действует на вас усыпляюще!
— Тогда поговорим о том, что нам делать, Жоливе! Я говорю серьезно, я вовсе не намерен оставаться в вечном плену у татар!
— Я также, черт возьми!..
— Значит, при первой возможности мы бежим?
— Да, если мы не найдем какого-либо другого способа для получения нашей свободы.
— А разве вы знаете другой способ? — пристально глядя на своего собеседника, спросил Гарри Блэнт.
— Конечно! Ведь мы не принадлежим к воюющим народам, мы люди нейтралитета. Нам стоит только объявить, кто мы, и мы свободны.
— Кому объявить? Этому скоту Феофару?
— Нет, он ничего не поймет. Мы скажем его адъютанту Ивану Огареву.
— Но ведь это мерзавец!
— Разумеется, но этот мерзавец — русский. Он знает, что шутить с правами свободных людей не следует. И какой ему интерес нас задерживать? Напротив. Только обращаться с просьбою к этому господину мне не очень-то хочется.
— Но этого господина нет в лагере, я, по крайней мере, его не видел, — заметил Блэнт.
— Он явится. За этим дело не станет. Ему необходимо догнать эмира. Сибирь разделена теперь на две части, и, очевидно, Феофар поджидает только его, чтобы двинуться в Иркутск.
— А что мы станем делать, когда получим свободу?
— Получив свободу, мы станем продолжать наше путешествие, мы пойдем вслед за татарами и будем идти так до тех пор, пока обстоятельства позволят нам перейти в другой лагерь. Бросать наше предприятие не годится. Мы ведь только что начали его. Вам посчастливилось уже получить рану на службе «Ежедневного Телеграфа», тогда как я на службе у моей кузины еще ничего не получил. Ба… — пробормотал Альсид Жоливе, — он, кажется, засыпает! Нескольких часов сна, нескольких компрессов из свежей воды вполне достаточно, чтобы поставить на ноги больного англичанина. Эти люди сотворены из железа!
В то время как Гарри Блэнт отдыхал, Альсид Жоливе сидел около него и делал заметки в своей записной книжке. Несчастья сблизили их, и они сделались друзьями. Писательская ревность исчезла сама собой. Итак, то, чего главным образом страшился Михаил Строгов, было предметом самых пламенных желаний обоих журналистов. Действительно, приезд Ивана Огарева мог оказать им существенную пользу. Раз узнается, что они иностранные подданные, то весьма возможно, что их выпустят на свободу. Адъютант эмира сумеет доказать ему, что с господами журналистами нельзя обращаться так же, как с простыми шпионами. Интересы Альсида Жоливе и Гарри Блэнта были таким образом совершенно противоположны интересам Михаила Строгова. Последний как нельзя лучше понимал свое положение, и это было новой причиной, заставлявшей его избегать встречи с ними. Прошло четыре дня, но за это время не произошло никаких перемен. О снятии лагеря и новом походе татар ничего не было слышно. За пленниками строго следили.
В пище, отпускаемой им, чувствовался сильный недостаток. Два раза в сутки им кидали козьи внутренности, поджаренные на угольях, или несколько кусков овечьего сыру, вот и все. Погода, как нарочно, переменилась к худшему, начались дожди с холодным, пронизывающим ветром. Некоторые из раненых, женщины и дети не выдержали и умерли. Пленным пришлось самим хоронить их трупы, а татары не хотели даже отвести им места для погребения. В это тяжелое время Альсид Жоливе и Михаил Строгов одни не теряли мужества и терпения. Сильные, здоровые духом и телом, они своими советами подкрепляли и утешали слабых, впадавших в отчаяние. Но долго ли будут еще продолжаться их несчастия?
