Петр Перминов - Улыбка сфинкса
Остановимся ненадолго перед статуей «скрибы» — сидящего с поджатыми под себя ногами писца. Пальцы его правой руки согнуты для того, чтобы взять кисточку для письма. Курчавый парик плавно спускается на плечи, оттеняя грубоватые, но исполненные ума черты лица. Интересно отметить, что найдено около 50 подобных статуй мемфисской эпохи. Это, по мнению специалистов, отражает большую роль, которую играли администраторы, в частности писцы, в организации общественной жизни Древнего царства. Их социальный статус, возможно, был даже выше, чем воинов, поскольку надгробные статуи воинов этой эпохи весьма редки.
«Скриба» из Египетского музея заслуженно пользуется мировой славой как один из наиболее древних в истории искусства скульптурных портретов. Однако до нас дошел и еще более совершенный портрет египетского писца мемфисской эпохи, находящийся ныне в Лувре.
Гуманистические, глубоко человечные мотивы, присущие искусству эпохи Древнего царства, особенно ярко проявляются во фресках этого периода. Вот фреска из одной гробницы в Мейдуме, на которой строго симметрично расположены две группы гусей. Изумительна точность, с которой художник изобразил самих гусей, их оперение, клювы. Чувствуется как незаурядность профессионального мастерства, так и присущая древним египтянам любовь к животным, о которой упоминают многие древние авторы. Геродот, в частности, сообщает, что особое почтение в древнем Египте выказывалось кошкам из-за их привязанности к детенышам.
Искусство эпохи Древнего царства — это, по мнению многих ученых, апогей египетской культуры. Конечно, и в последующие эпохи происходили яркие вспышки творческой активности, однако в них уже было нечто вторичное. После длительного периода застоя, наступившего с упадком Древнего царства, новый расцвет египетского искусства наступает только ко времени XII династии, когда столица была перенесена в Фивы. Этот период отмечен такими шедеврами, как храмы Абидоса, обелиск в Гелиополе и наиболее древние элементы Карнакского храма. Затем снова начинается период длительного упадка, перемежающийся с возрождением искусства при XVIII, XIX и XX династиях, принесших Египту знаменитых фараонов-завоевателей Тутмоса III, Рамсеса II и Рамсеса III. Ими и их преемниками воздвигнуты величественные храмы «стовратных Фив». По всей стране возводятся колоссальные гранитные обелиски, которыми туристы восхищаются до сих пор. Египетское искусство ставит перед собой задачу изобразить и увековечить подвиги своих воинственных правителей. Такой мотив был несвойствен мягкому, гуманному искусству Древнего царства.
Даже греко-римский период, давший немало шедевров удивительного симбиоза древних традиций египетского искусства и эллинского гения, менее интересен, чем эпоха Древнего царства. Вряд ли можно признать самостоятельной, например, египетскую терракоту[14] или надгробные памятники в катакомбах Ком-эль-Шугафа в Александрии. Единственное исключение — «файюмский портрет» — своеобразнейшее явление позднего периода египетского искусства. Честь открытия «файюмского портрета» принадлежит Флиндерсу Питри, обнаружившему его при раскопках римского кладбища в Файюме в 1887 г. «Файюмский портрет» представляет собой восковой рисунок на деревянной доске, который при жизни владельца висел в доме, а после смерти клался поверх его мумии.
Древнеегипетское искусство оптимистично по своей природе. На фресках и рельефах не встретишь ни больных, ни стариков. Боги, фараоны и простые люди изображены, как правило, в расцвете сил. Это, очевидно, связано с религиозными верованиями египтян, считавших, что каким человек попадает в загробное царство, таким он там и остается.
Если догмы христианской веры побуждали художников воспевать страдание, жертвенность, бессилие человека перед богом, то в искусстве древнего Египта человек бодр, весел. Темы любви, семейного счастья, труда занимают здесь не меньше места, чем религиозные сюжеты. Та гуманистическая в своей основе концепция, которая сложилась в искусстве древнего Египта, помогала художникам ценить и понимать символику образа, стремиться не только к точной передаче деталей и бытовых подробностей, но и самой сути своего понимания жизни.
Известная советская исследовательница искусства древнего Египта М. Матье отмечала, что религиозные взгляды древних египтян способствовали застойности форм, да и содержания их изобразительного искусства. Действительно, в искусстве древних египтян было немало условных традиционных приемов и элементов: своеобразные позы человеческих фигур, развернутых на египетских фресках плечами анфас, с головой в профиль, строго определенная раскраска лица и тела, относительная величина фигур (жены Рамсеса II, например, в его скульптурных портретах достают ему только до колена). Поразительны сила и постоянство этих традиций. Дети на скульптурной группе карлика Сенеба и его семьи, относящейся к VI династии, застыли точно в такой же позе, как спустя три тысячи лет изображался, допустим, сын Исиды и Осириса Хор — младенец с пальцем во рту, символом детства.
Конечно, за долгие тысячелетия развития египетского искусства в нем были и периоды, когда художники и скульпторы отступали от вековых традиций, пытались найти новые выразительные формы и средства. Таков, в частности, период фараона Аменхотепа IV — Эхнатона, взбунтовавшегося против жрецов Солнца и перенесшего свою столицу Ахетатон («Город солнечного круга») из Фив в Тель-эль-Амарну. Скульптура Амарнского периода, представленная в Египетском музее, удивительно реалистично передает черты как самого Эхнатона, так и членов его семьи, что было неслыханно в предыдущие эпохи и больше не повторилось в истории древнего Египта.
Эпоха Эхнатона — первый известный нам религиозный переворот в истории человечества — всегда привлекала внимание как специалистов, так и просто любителей древнеегипетского искусства. Руины Ахетатона находятся всего в 300 км от Каира. К сожалению, «Город солнечного круга» был построен из песчаника, а не из мрамора или гранита, и сегодня от пего мало что осталось. Огромная плоская равнина, окаймленная известняковыми холмами, не сохранила прекрасных дворцов Эхнатона и Нефертити, тенистых садов и величественных храмов, вызывавших трепетное восхищение современников. Трудно далее представить, что когда-то на этом пустынном месте кипела жизнь в столице молодого фараона-еретика. Не лучше обстоит дело и с рельефами и фресками, которыми полны могилы вельмож и приближенных Эхнатона, находящиеся в пещерах, выбитых в близлежащих холмах. Их можно рассматривать при помощи способа, который применяли еще древние египтяне: солнечный зайчик, направляемый системой осколков зеркал, бегает по стенам гробниц и вырывает из тьмы то, что осталось от рельефов, так восторженно описанных Косидовским{17}. А сохранилось от них, к сожалению, совсем немного — сначала преднамеренное разрушение мстительными жрецами, а затем сырость, отсутствие ухода сделали свое губительное дело.
