Арнольд Якоби - Сеньор Кон-Тики
Оба много говорили о том, как странно, даже как-то страшно было вновь приобщаться к современной цивилизации. Первые белые, которых они встретили, показались им какими-то скованными, неуклюжими — ничего похожего на легкость движений и чуткость реакций примитивных народов. Лив рассказала, что стоило ей обуться, как она тотчас утратила контакт с природой. Прикосновение мягкой травы, влажной почвы, горячих камней даровало обоим обостренное чувство бытия, которое теперь пропало. На острове в каждом шаге была новизна впечатлений.
Жалеют ли они о своей затее? Нет. Они ведь знали, на что шли. Путешествие очень много дало им, а находки натолкнули Тура на новую мысль. Мысль, которая захватила его куда сильнее, чем зоология, мысль, которая перекликалась с его детским увлечением первобытными народами.
Так или иначе, эксперимент не удался, и Тур первым готов был это признать. Возврат к природе невозможен. В письме, которое я получил от него в феврале 1939 года, он писал:
«В наше время на земле рая не найдешь. Его надо искать в самом себе. В центре Нью-Йорка можно встретить людей, которые намного счастливее большинства обитателей Южных морей. Счастье рождается в твоей душе, теперь мы это понимаем. Человек порвал с природой, за десятки тысяч лет он изменил себя и преобразил природу, поэтому настоящая „натуральная“ жизнь теперь невозможна. Полный возврат осуществить нельзя. Мировоззрение, образ жизни — вот где надо искать свой рай, нужно учиться видеть подлинные ценности жизни, не имеющие ничего общего с богатством и золотом, властью и славой».
Осенью 1938 года вышла первая книга Тура «В поисках рая» (автор до сих пор недоволен названием). Она была единодушно одобрена критиками, но бестселлером не стала. Еще до выхода книги Лив и Тур печатали в газетах и журналах путевые заметки. Литературная работа и лекции в разных городах принесли достаточно денег, чтобы можно было подумать о собственном домике.
Тур предпочел бы поселиться в лесной глуши и вести там жизнь «дикаря», общаясь с природой, без электричества и современных удобств. Но Лив сказала «нет». Она ожидала первенца, а тогда желательно будет располагать хотя бы некоторыми из благ цивилизации. На Маркизских островах она героически переносила все лишения. Ей по-прежнему не надо было занимать бодрости и отваги, однако вера в райское бытие в глуши испарилась. Спокойно, но решительно она заявила Туру, что больше не хочет дикарской жизни.
Для Тура наступила трудная пора. Он ясно видел, что возврат к природе абсурд. И так же ясно видел пороки современного общества. Что делать? Есть ли золотая середина? Во всяком случае он никак не мог ее узреть. Снова браться за зоологию — значит либо садиться на шею отца, либо самому залезать по шею в долги. Да и не тянуло его такое учение. А поступать на скучную службу и расписывать свою жизнь по часам в большом городе — об этом даже думать не хотелось.
Вопрос жилья решился сам собой. Случайно ему удалось по сходной цене купить избушку в горах севернее Лиллехаммера. Здесь Тур приступил к работе, которая давно занимала его мысли и на завершение которой ушел не один десяток лет. Позже он писал, как его осенило однажды вечером на Фату-Хиве: «В тот вечер мы, как обычно, сидели при луне на берегу, лицом к океану. Очарованные окружающей нас сказкой, мы чутко все воспринимали, боясь хоть что-то пропустить. Жадно вдыхали запах буйного леса и соленого моря, слушали шорох ветра в листве и пальмовых кронах. Время от времени все заглушали могучие океанские валы, которые несли свои пенящиеся гребни через отмель, чтобы разбить их вдребезги о гальку…
— Странно, — заметила Лив, — на той стороне острова никогда не бывает такого прибоя.
— Верно, — ответил я. — Здесь — наветренная сторона, поэтому океан никогда не успокаивается.
И мы продолжали любоваться океаном, который словно без конца твердил: вот я иду к вам с востока, с востока, с востока… С незапамятных времен волны и легкие тучи точно так же переваливали через далекую линию горизонта на востоке. Это отлично знали первые люди, достигшие здешних островов. Это знали птицы и насекомые, вся растительность определялась этим обстоятельством. А мы, кроме того, знали, что там за горизонтом на востоке, откуда выплывают облака, далеко-далеко простирается берег Южной Америки. Восемь тысяч километров отсюда, и все время вода, вода…
Мы смотрели на летящие облака и колышущийся в лунном свете океан и прислушивались к рассказу полуголого старика, который сидел перед нами на корточках, созерцая тлеющие угли прогоревшего костра.
— Тики, — негромко произнес старик. — Он был и бог и вождь. Тики привел моих предков на эти острова, где мы теперь живем. Раньше мы жили в большой стране далеко за морем.
…Ночью, когда мы поднялись в нашу клетушку на сваях и легли спать, в моей голове еще долго звучал рассказ старого Теи Тетуа о Тики и о заморской родине островитян. Глухие удары прибоя аккомпанировали моим мыслям; казалось, голос седой старины, рокочущий там в ночи, хочет что-то поведать. Я не мог уснуть. Как будто время перестало существовать и Тики во главе своей морской дружины в эту самую минуту впервые высаживается на сотрясаемый прибоем берег. И вдруг меня осенило:
— Лив, тебе не кажется, что огромные каменные изваяния Тики в здешних лесах удивительно похожи на могучие статуи, памятники некоторых древних культур Южной Америки?
Прибой явственно пророкотал что-то одобрительное. И постепенно стих: я уснул».
Мысли, навеянные в тот вечер ветром и волнами, крепко засели в его голове. Снова и снова он видел перед собой фатухивских идолов, эти загадочные каменные личины, таящие секрет некогда существовавшей на островах своеобразной культуры. Что за неолитический народ приплыл в Полинезию? Кто такой Тики и его люди? И откуда они вышли? Какую книгу ни возьми, всюду написано, что полинезийцы пришли с запада, из края, где заходит солнце. Но эта теория плохо сочеталась с тем, что он сам видел и слышал, да к тому же ученые во многом не соглашались друг с другом.
И Тур углубился в работу. Как только ему удавалось оторваться от статей и лекций, он отправлялся в Осло, в столичные библиотеки или к Крупелиену с его замечательным собранием трудов о Полинезии, и привозил домой полный чемодан книг. Работая над книгами, он тщательно выписывал все важное и интересное. И частенько находил такое, что удивительно совпадало с его собственными догадками. Все больше он убеждался, что впервые люди пришли в Полинезию с востока, из страны солнечного восхода, и это были представители древних культур Южной Америки. Другие ученые до него рассматривали этот вариант, и все отбросили его как невозможный. Проблема и в самом деле сложнейшая. Что-то ложилось в мозаику, а что-то и нет. От одних языковых отклонений можно было поседеть. Все время Тура преследовало неприятное чувство, что его ответ правилен только наполовину.
