Иоганн Висс - Новый швейцарский Робинзон
Решившись взять дикобраза с собой, я обернул его сперва толстым слоем сена, а потом одним из наших одеял и привязал эту ношу на спину осла, позади маленького Франсуа. Затем мы отправились дальше.
Но вскоре осел вырвался из рук жены, которая держала его за повод, и бросился вперед, делая уморительные скачки, которые очень позабавили бы нас, если бы мы не опасались за сидевшего на осле маленького Франсуа.
Фриц побежал за ослом и при помощи собак, которые преградили дорогу животному, скоро схватил его за повод.
Стараясь найти причину такой внезапной перемены в обыкновенно миролюбивом и спокойном настроении осла, я вскоре открыл, что иглы дикобраза, проткнув сено и одеяло, очень неприятно раздражали кожу нашего вьючного животного.
И потому я поместил нашу добычу уже не на спине осла, а на волшебном мешке, предостерегая Франсуа, чтобы он не прислонялся к ней.
Фриц, может быть, с целью поправить свой промах, зашел вперед каравана. Однако, мы достигли Обетованной Земли без всякой новой встречи.
— Чудо! — вскричал Эрнест, увидев высокие деревья, к которым мы приближались. — Какие громадные растения! Они не ниже стрелки страсбургского собора!.. И как богата здесь природа! Какая прекрасная мысль мамы покинуть пустынную местность, в которой мы жили!
Затем он обратился ко мне с вопросом: не знаю ли я названия этих деревьев?
— Деревья эти нигде не описаны, — ответил я, — и, по всей вероятности, мы первые из европейцев видим их. Но когда нам удастся поселиться на этих деревьях, и самый ловкий медведь не доберется к нам по их обнаженным стволам.
— А каковы наши деревья? — спросила меня жена.
— Я понимаю твой восторг, — ответил я: — и выбор твой прекрасен.
— Да, недурен, — возразила она, шутя погрозив мне пальцем. — Вот неверующий, который не хочет верить ничему, чего не видел!
Я выслушал этот дружеский упрек с улыбкой.
Мы остановились. Первой заботой нашей было развьючить наших животных, которым мы предоставили свободу пастись в окрестности, связав им предварительно передние ноги. Только свинья была оставлена совершенно свободной.
Выпустили мы также кур и голубей; куры принялись шарить около нас, а голуби взлетели на ветви деревьев, откуда они не приминули бы спуститься при первой даче корма.
Мы легли на покрывавшую почву пышную траву и стали совещаться о средствах построить дом на этих исполинских деревьях.
Но так как, по всей вероятности, невозможно было поселиться на них в тот же день, то меня беспокоила мысль о ночи, которую нам приходилось провести на земле, подвергаясь всем переменам погоды и беззащитными против хищных зверей.
Думая, что Фриц тут же, я позвал его для сообщения своего намерения, не теряя времени, забраться на самое большое из деревьев. Он не отозвался; но два последовательные выстрела, раздавшиеся на недалеком расстоянии, доказали нам, что он занят охотой. Вслед за тем раздался его радостный крик: «Попал! Попал!»
Вскоре он явился к нам, держа за задние лапы великолепную тигровую кошку и с гордостью поднимая ее на воздухе, чтобы показать нам.
— Молодец охотник! — воскликнул я: — ты оказал нам важную услугу, избавив наших птиц от этого опасного соседа, который не преминул бы отыскать их, хотя бы они попрятались в вершинах деревьев. Если увидишь еще подобное животное в здешних окрестностях, разрешаю тебе не давать ему пощады. Где нашел ты ее?
— Очень близко отсюда, — ответил Фриц: — я заметил движение в листве недальнего дерева, подкрался к стволу и оттуда выстрелил по животному, которое упало к моим ногам. Когда я приблизился, чтобы взять его, оно поднялось; но я добил его выстрелом из пистолета.
— Счастье, — сказал я, — что зверь не кинулся на тебя, будучи только ранен, потому что эти животные, хотя и не велики ростом, страшны, когда защищают свою жизнь. Я могу утверждать это с той большой уверенностью, что узнаю в убитом тобой животном не настоящую тигровую кошку, а маргая, очень обыкновенного в Южной Америке, где он известен своей хищностью и отвагой.
— Но какое бы ни было это животное, — сказал Фриц, — посмотри, как красива его шкура, с черными и коричневыми пятнами на золотом поле. Надеюсь, что Жак не изрежет шкуры моего маргая, как он изрезал шкуру шакала.
— Будь спокоен. Если Жака предостеречь, то он не коснется твоей собственности. Но что думаешь ты сделать из этой шкуры?
— Об этом я и хотел спросить тебя, — ответил охотник: — я последую твоему совету. Притом я не намерен употребить шкуру именно только в свою пользу.
— Хорошо сказано, сын мой. В таком случае, так как нам еще не нужны меха на одежду, то из этой шкуры ты, по моему мнению, можешь приготовить чехлы для наших столовых приборов, а из хвоста — великолепный охотничий пояс, за который станешь затыкать нож и пистолеты.
— А мне, папа, — спросил в свою очередь Жак: — что сделаешь из кожи моего дикобраза?
— Когда мы вырвем несколько игол, которые могут служить нам вместо стальных иголок и наконечниками для стрел, то из шкуры мы можем сделать род панциря для одной из ваших собак, чтобы сделать ее страшной для хищных животных.
— Чудесно, чудесно! — воскликнул Жак. — Как мне хочется поскорее одеть в такой панцирь Турку или Билля!
И маленький ветреник не дал мне покоя, пока я не согласился показать ему, как я стану снимать шкуру с дикобраза. Я повесил животное за задние лапы на сук дерева и принялся снимать шкуру, что и удалось мне исполнить весьма успешно. Фриц, внимательно следивший за моей работой, повторил ее на своем маргае. Обе шкуры были прибиты к стволу дерева, чтобы высушить их на ветру. Часть мяса дикобраза была назначена на обед, который мать принималась готовить, а остаток мы порешили посолить в запас.
Эрнест набрал больших камней и построил из них очаг. В то же время он спросил меня, не принадлежат ли деревья, под которыми мы поселились, к роду древокорников. Я сказал, что его предположение кажется мне вероятным, но что я не решаюсь утверждать об этих деревьях что-либо, не справившись в библиотеке капитана.
— Когда-то, — вздохнул Эрнест, — удастся нам на досуге читать и перечитывать эти книги!
— Потерпи, дружок, устроим сперва необходимое. Придет время, когда мы примемся и за книги.
Франсуа, которого мать послала собрать в окрестности хворосту, показался, таща за собой сухие ветви; в то же время он с жадностью жевал какие-то плоды.
— Неосторожный! — вскричала мать, бросаясь к ребенку. — Может быть, эти плоды, которые ты ешь с таким удовольствием, ядовиты… ты можешь от них умереть! Покажи мне их.
— Умереть! — испуганно повторил мальчуган, торопясь выплюнуть то, что он собирался проглотить. — Я не хочу умирать!
