Пьер Гэсо - Священный лес
— Завтра, — заключает Вуане, — я поведу вас в Сагпау, страну колдунов, и вы сможете снять людей, превратившихся в камни от одного крика дьявола.
* * *
В мою правую ногу впился клещ. В тот день, когда нам уже нужно было идти, я обнаружил, что моя нятка сильно распухла. Пришлось срочно вернуться в Масента. Мы договорились: Вуане с моими товарищами отправятся в Сагпау через два-три дня, я же присоединюсь к ним как можно скорее. Сопровождаемый Вирэлем, я снова прошел, хромая, тридцать километров, отделяющих нас от Бофосу; местный шофер доставил меня в Масента. Военный врач в госпитале вскрыл нарыв, и через несколько дней я был уже в состоянии ходить, но еще не мог надеть сандалии.
Тони встретил меня в Бофосу; оттуда мы пошли прямо в деревню окаменевших людей. Идти босиком трудно, а из-за переходов через грязные болотистые речки часто приходится менять повязку. В каждой деревне ненадолго останавливаемся. Нас по обычаю встречают старейшины. В одной деревне нам показывают подвешенный к потолку хижины для собраний большой бронзовый колокол, украшенный изображением святого Георгия, поражающего дракона. Его нашли женщины, пришедшие к реке стирать белье. Сколько времени пролежал он в воде, как он сюда попал? Никто не знает.
— Это дьявол спрятал его в реке, — сказал нам один из тех немногих жителей, которые знают несколько слов по-французски.
Тропинка вьется вверх по склону холма. В знойном воздухе раздаются ритмичные звуки далеких тамтамов.
Прямо перед нами на холме с сухим треском валятся деревья: под звуки барабанов тома корчуют один из уголков бруссы для будущих посевов риса.
* * *
Плохие новости ждут нас в Сагпау: Вуане и мои друзья весь день спорят со старейшинами, которые делают вид, будто даже не слыхали легенды об окаменевших людях. Как могут они показать дорогу к месту, названия которого никто не знает?
— Но ведь это же Баназу, — несколько поспешно возражает Вирэль.
Старейшины удивленно переглядываются. Бапазу — тайное наименование, известное только блюстителям культа, и Зэзэ с некоторым сожалением открыл его нам. Они продолжают отрицать его существование, и их упорство вынуждает нас пока что уступить.
Все же нас поместили в просторной овальной хижине — гаропеле; Вуане объясняет, что она принадлежит очень знатному жителю деревни. Снаружи над дверью висят маленький лук-фетиш и связка гинзэ.
D углу стоит дротик с железным наконечником от гарпуна, похожий на те, которыми пригвоздили к земле труп колдуньи.
В глубине хижины — ствол дерева с зарубками. Он ведет на чердак под конической крышей — тома хранят там запасы риса и тыквенные бутыли с пальмовым маслом.
Поев, мы натягиваем гамаки. Топи прикрепляет свой напротив двери, а Жан — в глубине хижины. Между мной и Вирэлем, на площадке из утрамбованной земли возле степы, рядом с входом, Вуане расстилает свою циновку.
Он убавляет огонь в лампе и закутывается в одеяло.
Сегодня вечером я чувствую себя очень неспокойно. Кровь пульсирует в ране, заснуть я не могу и тщетно пытаюсь найти средство уговорить колдунов. Каменные люди интригуют меня. Уже у входа в Сагпау я неожиданно остановился перед чем-то вроде менгиров [26] из черного полированного камня. Один из камней, разрезанный пополам сверху вниз словно огромное яйцо, особенно поразил меня.
По словам Вуане, в большом священном лесу близ Сагпау деревья и лианы растут так густо, что продвигаться вперед можно только с помощью куп-купов. Когда-то, давным-давно, мужчины из деревни, теперь уже исчезнувшей, танцевали и пели под звуки тамтама, несмотря на запрещение духов. Тогда Афви испустил такой крик, что все они окаменели на месте.
Быть может, нам удастся открыть в самом сердце этой бруссы остатки мегалитической культуры, сходной с культурой острова Пасхи? Это еще один довод в пользу того, что нужно уговорить старейшин Сагпау помочь нам.
Легкий шорох над головой выводит меня из размышлений. Я внимательно смотрю на потолок, сделанный из циновок, уложенных на легкую решетку из тонких жердей. Там все неподвижно. Я стараюсь не слушать непрерывного шороха пальмовых листьев.
— Если бы я не подыхал от усталости, — говорит Жан, лежащий слева от меня, — я пошел бы наверх посмотреть, что там происходит.
Это заявление встречено молчанием.
— В конце концов это просто крысы, — добавляет он, как бы успокаивая самого себя.
По его тону можно попять, что он верит в это не больше меня. Я ничего не отвечаю. Мало-помалу шорохи становятся все более настойчивыми; меня охватывает глухая тоска. Кажется, что какое-то невидимое существо, слишком большое для этой хижины, проникло в нее, наполнило всю ее собой и теперь так распирает ее, что она вся скрипит. Уголком глаза я наблюдаю за своими товарищами. Все трое спят или но крайней мере притворяются спящими. Мое беспокойство усиливается. Я хотел бы приписать его приступу лихорадки, вызванной нарывом, но моя голова вполне ясна. Я просто разбит усталостью. Напротив меня спит Вуане.
Шорохи ослабевают. Я с усилием закрываю глаза и стараюсь заснуть.
Вдруг царапающие звуки возобновляются с еще большей настойчивостью. С пронзительным скрипом открывается дверь.
На пороге стоит Вуане в коротком бубу, в коротких штанах и с непокрытой головой. Но ведь он здесь, у моих ног, на своей циновке. Он лежит на боку, повернувшись ко мне спиной. Я вижу его бритый затылок. Между нами на земле стоит лампа, горящая тускло, как ночник. Я не смею пошевелиться и, затаив дыхание, смотрю на Вуане. Он какое-то мгновение колеблется, наклоняется, проходит под гамаками Тони и Вирэля и медленно укладывается в самого себя.
Вся эта сцена разыгрывается за несколько секунд.
Я теряю представление о времени. Глухой голос Жана выводит меня из оцепенения.
— Ты ничего не слышал?
— Да, скрипела дверь.
Я не хочу больше ничего говорить, не хочу делиться с ним моими галлюцинациями.
Тони, должно быть, тоже проснулся. Через минуту он встает, выходит в трусах… и почти тотчас же возвращается. Мне кажется, что он очень бледен. Я приподымаюсь и дотрагиваюсь до гамака Вирэля. Он спит глубоким сном.
Шорохи слабеют. Напряжение в хижине спадает, но я остаюсь всю ночь настороже и засыпаю лишь с первыми проблесками дня.
Утром не было сказано ни слова о событиях прошедшей ночи. Мы далее избегали говорить о скрипе, который слышали все. Улучив минуту, когда мы с Вуане остались наедине, я спрашиваю его:
— Ты не выходил сегодня ночью?
— Выходил, — отвечает он спокойно.
